— Мама…
— Я не закончила. Ты сама поймешь, когда я закончу. Кто больше всех гордился тобой, когда ты стала тем, кем хотела? И ты смеешь говорить нам, что это не наше дело, когда кто-то хочет погубить тебя?
— Я… я просто не видела смысла в том, чтобы волновать всех.
— Ха! Волноваться — это наша работа. Мы твои родители.
— Ну, ладно, надо было сказать вам. Я собиралась после сегодняшнего… Если бы Бо не встрял…
— Теперь ты будешь обвинять его? — вмешался Гиб.
Рина приняла бойцовскую стойку.
— А больше никого не осталось. И потом, его же здесь нет, он возражать не будет. Конечно, я с удовольствием повешу это на него. Да и с каких это пор он вдруг стал твоим лучшим другом?
— Он пострадал, спасая тебя. — Гиб сжал запястья Рины. — Сандер этой ночью мог зашивать тебя. А могло быть и того хуже.
— Извинись, — напомнила ему Бьянка.
Гиб мученически возвел глаза к потолку.
— Прости, что я назвал тебя эгоисткой. Ты не такая. Я просто был очень зол.
— Ладно, все нормально. Я эгоистична, когда речь заходит о вас. Я люблю вас. Люблю вас обоих, — повторила Рина, прижимаясь к отцу и взяв за руку мать. — Я не знаю, кто все это делает и почему, но теперь мне действительно стало страшно. Оба раза он оставил на месте преступления предметы из «Сирико».
— Из «Сирико»? — переспросил Гиб.
— В школе это был коробок спичек, сегодня — столовая салфетка. Он мне намекает, что может войти туда, добраться до вас. Он мне намекает… — Ее голос дрогнул. — Я боюсь, что он может причинить зло кому-нибудь из вас. Я бы этого не вынесла.
— Ну, значит, ты понимаешь, что мы чувствуем, когда речь идет о тебе. Иди поспи немного, тебе надо отдохнуть. Мы закроем за собой дверь.
— Но…
Бьянка сжала руку Гиба, не давая ему заговорить.
— Тебе надо отдохнуть, — повторила она. — О нас можешь не беспокоиться.
Когда они остались наедине, Гиб шепнул жене:
— Ты же не думаешь, что мы оставим ее одну?
— Мы оставим ее одну. Мы должны верить в нее, и она должна знать, что мы верим в нее. Это так трудно. — На мгновение Бьянка сжала губы, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Это всегда бывает трудно: отойти от своих детей, дать им действовать самостоятельно. Но приходится это делать. Идем, давай запрем дверь. Мы пойдем домой и там будем тревожиться о ней.
Звонок разбудил ее без четверти шесть утра. Рина еле продралась сквозь вязкую дрему переутомления, нащупала выключатель, потом магнитофон.
— Что? — пробормотала она в трубку.
— Не так уж ты проворна, да? Не так умна, как ты думала.
— Зато ты у нас умный, да? — Рина изо всех сил старалась сдерживаться. — Только, знаешь, уж больно ты суетишься. Столько хлопот, столько шума, чтобы взорвать один несчастный грузовик! Грузовиков много, новый купим.
— Держу пари, он здорово разозлился. — В трубке послышался тихий смешок. — Хотел бы я видеть его рожу, когда пикапчик взлетел на воздух!
— А чего ж ты? Надо было остаться и посмотреть. Будь у тебя яйца круче, ты бы остался, поглядел бы на спектакль.
— У меня есть яйца, сука. И ты будешь их лизать, прежде чем я с тобой покончу.
— Если это все, что тебе нужно, скажи мне, где и когда.
— Я назначу время и место. Ты что, все еще не понимаешь? Даже после того, что было сегодня, ты все еще не понимаешь. А еще говорят, что ты умная. Да ты просто тупая сука.
Глаза Рины прищурились.
— Ну, раз так, может, ты мне хоть намекнешь? Скучно играть, когда я совсем не знаю правил. Ну, давай, — принялась уговаривать Рина, — давай поиграем.
— Моя игра, мои правила. До следующего раза.
Когда он повесил трубку, она глубоко задумалась. От сонливости не осталось и следа. Ее ум работал, и работал он быстро.
«Ты что, все еще не понимаешь? Даже после того, что было сегодня?»
Что было именно сегодня? — спросила себя Рина. Он пользуется разными способами, атакует разные цели. Он не придерживается определенного modus operandi [42], как поступил бы на его месте обычный серийный поджигатель.
Он оставляет в качестве подписи какой-нибудь предмет из «Сирико». Как послание ей.
Кто-то из тех, кого она арестовывала в прошлом? О’Доннелл заподозрил Люка. Что ж, Люк никогда не любил их лавочку. Но Люк живет в Нью-Йорке. Можно, конечно, предположить, что он специально приезжал в Балтимор, но зачем? Зачем ему преследовать ее после стольких лет?
