В. И. Ленин еще на опыте первой русской революции указывал на четкую закономерность: революционное движение в армии и на флоте находится в прямой связи с революционным движением рабочих и крестьян[33]. Общий подъем революционного движения в стране с 1912 года активизировал деятельность большевистских подпольных ячеек на кораблях. Зимой 1911/12 года они усилили свою работу на стоявших в Гельсингфорсе кораблях — линкорах «Император Павел I», «Цесаревич» и «Слава», на крейсере «Рюрик» и эсминцах. Финляндская социал-демократическая организация в апреле 1912 года создала Революционный комитет для руководства военными организациями[34]. В него вошли А. В. Шотман, И. П. Воробьев, А. П. Тайми, И. И. Кондратьев, С. П. Думинов… Революционный комитет имел своих агитаторов и держал связь с Петербургским комитетом РСДРП (б). Тайми организовал у себя дома размножение большевистских листовок. Их проносили на корабли и в кубриках читали о Ленском расстреле, о подготовке к 1 Мая. Попадали к матросам и большевистские газеты «Звезда» и «Правда».
Обстановка на кораблях становилась все более напряженной. Эсеры, которые также имели свои подпольные группы на кораблях, подталкивали матросов к немедленному восстанию. 19 апреля на окраине Гельсингфорса состоялась сходка, на которой председательствовал И. П. Воробьев, отвечавший за партийную работу на бригаде линкоров. Представители кораблей настаивали на восстании в ближайшее время. Воробьев и Тайми не смогли убедить матросов в его несвоевременности. Было решено приурочить восстание к предстоящему выходу эскадры в море — к 24 апреля. План восстания предусматривал захват в море линкоров и крейсеров, последующую помощь командам эсминцев, стоящих в гавани Седрахамна в Гельсингфорсе, овладение Свеаборгской крепостью. Вести захваченные корабли решили поручить офицерам, которым матросы доверяли. Соответствующие кандидатуры были обсуждены. Как жаль, что мы не знаем имена этих офицеров!
Однако охранке стали известны планы восстания. В ночь на 24 апреля начались аресты… Арестованных матросов отправили в Петербург на эсминце «Уссуриец» и заключили в Петропавловскую крепость. А Шотману и Воробьеву удалось бежать. И. П. Воробьев, как вспоминала Н. К. Крупская, приехал в Париж и рассказал Ленину о неудавшемся восстании на кораблях. После этой встречи Владимир Ильич писал в августе 1912 года Горькому: «А в Балтийском флоте кипит! <…> Настроение у матросов боевое, но могут опять все зря погибнуть»[35]. Когда писалось это письмо, Ленин, очевидно, знал и о событиях, последовавших после арестов на кораблях и в Гельсингфорсе в конце апреля. Но аресты лишь частично ослабили революционные организации матросов. И когда эскадра перешла из Гельсингфорса в Ревель, на берегу вновь начались сходки матросов, на которых опять-таки обсуждались планы восстания. Продолжались они и с переходом бригады линкоров на рейд Гугенбурга (Нарва-Йыэсу). Вновь матросы решились на восстание, назначили и дату — в ночь на 11 июля. В те дни у Гугенбурга стояли на якоре «Цесаревич», «Император Павел I» и «Слава». Ждали прихода из Ревеля «Андрея Первозванного». Но «Андрей» не пришел: провокатор охранки машинист Г. Бартош донес командиру корабля о подготовке восстания. Выход отменили. А на кораблях, стоявших в Гугенбурге, 10 июля начались аресты. Всего на кораблях Балтийского флота с апреля 1912 по июль 1913 года арестовали до семисот нижних чинов…[36]
Галлер пришел на «Андрея Первозванного» после описанных событий. Но, конечно, о них не забыли ни офицеры, ни матросы. Капитан 1 ранга Зеленой требовал от офицеров заботы о команде, рекомендовал занимать подчиненных спортом, полагая это лекарством от революционных настроений. Практиковались шлюпочные гонки, перетягивание каната, поднятие тяжестей и упражнения с внушительными гирями. А зимой 1912/13 года, когда корабль вмерз в лед на Свеаборгском рейде, моряки встали на лыжи, купленные за счет командира. И конечно, было и рождество с елкой, с ряжеными, а потом, когда пришел срок, и масленица с горами блинов, и пасха с куличами…
