Несколько секунд я колебался, затем утвердительно кивнул.
— Да, пожалуйста.
Пенелопа открыла тумбочку, стоявшую рядом с моим креслом, поставила наверх пепельницу, достала начатую пачку сигарет и раскурила две, одну из которых потом протянула мне.
— Благодарю, — сказал я, взял сигарету, глубоко затянулся, сразу же выдохнул дым и закашлялся.
Пенелопа удивленно взглянула на меня.
— Ты не куришь? — спросила она.
— Вот уже больше двадцати лет. Когда я регрессировал, то напрочь позабыл о своем пристрастии к никотину.
Пенелопа молча сделала несколько затяжек и раздавила сигарету в пепельнице. В среднем девяносто восемь из каждой сотни причащенных были заядлыми курильщиками, остальные два процента курили от случая к случаю и считались некурящими. В отличие от простых смертных, никотин не вредит нашему здоровью, а на нервную систему действует благотворно, снимая стрессовые состояния, то и дело возникающие вследствие напряженного общения с Формирующими. Так, к примеру, постановлением королевского департамента здравоохранения Дома Света курение противопоказано только детям до 13 лет, беременным женщинам и кормящим матерям.
— Юнона говорила, что у тебя была временная потеря памяти, — медленно произнесла Пенелопа. — Ты это имел в виду?
Я немного сконфузился. Фраза о регрессии сорвалась с моего языка вопреки моей воле — то ли дало о себе знать унаследованное от матери недержание речи, то ли я был до такой степени взволнован, что потерял над собой контроль, — а скорее всего, и то и другое. Отправляясь в Экватор, я твердо решил взвешивать каждое свое слово относительно моего пребывания в Срединных мирах. Я тщательно продумал, что буду говорить Юноне, что — деду Янусу, что — брату Амадису, что — кузену Дионису и тете Помоне, а что всем остальным. Однако с появлением Пенелопы все мои планы рухнули, как карточные домики. Я оказался в полной растерянности, и мне нужна была передышка, чтобы собраться с мыслями и привыкнуть к этому новому, неожиданному обстоятельству — своему отцовству. Стремясь перевести разговор на менее скользкую тему, я огляделся вокруг в поисках подходящей зацепки. И нашел ее.
Справа от меня на стене висело два портрета — мой и Дианы. Мой портрет был написан рукой великого маэстро Рафаэля ди Анджело, гениального художника из мира Tellus 2084-HTA, в обиходе именуемого Землей Гая Аврелия, где в свое время я был известен как Артур де Лумьер, безземельный нормандский дворянин, рыцарь и полководец. На портрете я был изображен в полный рост, в легких боевых доспехах, выкрашенных в черный цвет, в малиновом плаще и со своей любимой шпагой Эскалибур, которую я держал наизготовку в правой руке. Таким меня увидел маэстро непосредственно перед тем памятным сражением, когда я повел войско графа Тулузского против орды лютых псов в человеческом обличье, рыцарей-крестоносцев моего старшего брата Александра, который был у них за главного — великим магистром ордена Святого Духа. Крестоносцы свирепствовали в Лангедоке, искореняя альбигойскую ересь, местные жители защищали свою землю, свои дома, свою веру. Я встал на сторону последних не столько потому, что был убежден в их правоте, сколько потому, что их противником был Александр. В тот день мы праздновали победу, лангедокская армия под моим руководством сокрушила полчища крестоносцев, а я в очном поединке тяжело ранил Александра. Отец мой, узнав об этом неистовствовал; мама молчала, но глядела на меня с такой мукой, с такой болью, что мне стало невыносимо стыдно. Тогда я со всей отчетливостью осознал, что наша детская вражда с Александром зашла слишком далеко, и поклялся себе, что в следующий раз лучше прослыву трусом и обращусь в позорное бегство, чем подниму руку на родного брата. Следующего раза, к счастью, не представилось…
— Как к тебе попал мой портрет? — спросил я Пенелопу.
Она проследила за моим взглядом и улыбнулась.
— Недавно я побывала на Земле Аврелия, представилась при дворе графа Тулузского твоей дочерью…
— Меня там еще помнят? — удивился я. — Странно. Ведь с тех пор прошло много лет.
— Но память о тебе не померкла. Теперь ты — легендарная личность. О тебе слагают героические баллады, рассказывают невероятные истории о твоих подвигах, а многие незаконнорожденные претендуют на то, чтобы называться твоими детьми. Меня не сочли самозванкой только потому, что между нами есть несомненное сходство. Граф принял меня очень радушно, а я… — Щеки Пенелопы порозовели от смущения. — А я, неблагодарная, похитила из его коллекции твой портрет — уж больно он мне понравился. Впрочем, никто не заподозрил меня в этом злодеянии.
