Не забуду в аду, не забуду в гробу,
Я повсюду тебя, милейший, найду,
Я повсюду достану, страшон и могуч,
Чтобы знал, как парю меж лазури и круч,
Как Я птицу пугаю, взглянув между глаз,
Или рыбу, за жабру заткнув ватерпас;
То напротив, рудами гремлю под землей,
Рудокопов давлю, шелестя коноплей,
Как гляжу Я пластом, серебристой струей
В ледяную лазурь и земное нутро.
Расскажу, как все это сверну я в дугу
И никто не посмеет промолвить гу-гу.
Лучше сделай, чтоб не было больше зимы
И избавь мой народ от печальной чумы,
Не в аду клацнув зубом, до истин Твоих
И народу, и мне, что до девок тугих.
Чтоб чукча сеял ананас
К Магогу льды отправь в Техас.
Чтоб у Снегурочки растаяла слеза
Пора бы это, двинуть полюса.
Пошли, Господь, в Америку чуму
Бубонную, а сербов буйных загаси,
Всем остальным сверни рога
Чтобы вздохнуть спокойно мне.
Где лугами течет свята лабуда
Там услышишь последнее «да».
Сдохнешь ты, сдохнут все,
Сдохнут все на земле,
Только Я никогда не умру.
Пустоты той кору
Как водица пройду
И на небо как облак пойду!
Серафимы мои, серафимы,
Птички с крыльями вместо ушей!
Вы духовною жаждой томимы,
Обличать прилетайте людей.
Мы зовемся, увы, серафимы,
Но отнюдь посему не томимы,
Проживая не в Пантикапее,
Но туманной Кассиопее;
Там летает гугнивый сирокко
И ломает нам крылья жестоко,
Там играет святая водица,
Помавает хвостом кобылица, —
Прилетай посмотреть, как струится
Усни, мертвый человек, не тревожь наш дух,
Усни, мертвый человек, не тревожь наш слух
И не тревожь себя.
Услышь, вслушавшись, шептанье воды на дне,
Усни, вслушиваясь в шелест воды в Неве,
Свой молчок не бубня.
Вода движется, струящее никогда…
Ты привыкнешь жить без друзей, подруг,
Без надежд на что-либо-нибудь,
Твоя жизнь будет проще, чем ад,
Ибо ты не захочешь назад.
Ты привыкнешь жить в пустоте
Среди тысячи полых тел,
Твоя жизнь будет лучше, чем рай,
Это будет бесплатный трамвай.
Если даже и выйдешь куда
Всюду будет везде и всегда,
Ты бутылку откроешь свою,
Ты молитву закончишь свою.
