Ада, или Эротиада - страница 233
Таким образом, Прошлое — это постоянное накопление образов. Его можно легко осознать, услышать, почувствовать и испробовать наугад, и тогда оно уже не отражает, как прежде, чередования связанных событий, хотя в широком теоретическом смысле все-таки отражает. Прошлое теперь — всеобщий хаос, из которого талант абсолютной памяти, востребованный этим летним утром 1922 года, может взять все, что душе угодно: алмазы, рассыпанные по паркету в 1888 году; рыжую красавицу в черной шляпе из бара в Париже 1901 года; влажную алую розу средь искусственных 1883 года; задумчивую полуулыбку 1880 года юной гувернантки-англичанки, искусно возрождающей крайнюю плоть своего подопечного после стакана молока на сон грядущий; девочку 1884 года, слизывающую, завтракая, мед с вытянутых пальцев с нещадно обкусанными ногтями; ее же в тридцать три года, признающуюся, дело идет к сумеркам, что терпеть не может цветы в вазах; нестерпимую боль, пронзившую его в бок в момент, когда двое деток с полной корзиной грибов глазели на него средь радостно пылавшего соснового бора; и встревоженное хрюканье бельгийского авто, которое он нагнал и обогнал вчера на слепом повороте альпийского шоссе. Подобные образы не говорят нам ничего о ткани времени, в которую они вплетены, — кроме, пожалуй, одного момента, с которым не так-то просто разобраться. Зависит ли окраска (или что-нибудь еще в визуальном смысле) вспоминаемого образа от даты? Могу ли я определить по его колориту, появляется ли он раньше или позже, стоит ниже или выше в стратиграфии>{172} моего прошлого? Существует ли в сознании некий уран, чей воображаемый дельта-распад мог бы быть использован для измерения возраста воспоминаний? Спешу пояснить, что основная трудность состоит в неспособности экспериментатора иметь дело с одним и тем же объектом в разное время (скажем, печка-голландка с голубыми корабликами в детской ардисского поместья в 1884 и в 1888), так как два впечатления, накладываясь одно на другое, оставляют составной образ в сознании; но если приходится избирать разные объекты (скажем, лица двух памятных кучеров: Бена Райта, 1884, и Трофима Фартукова, 1888), невозможно, исходя из моих личных исследований, избежать вторжения не только иных свойств, но также и иных эмоциональных обстоятельств, не позволяющих эти два объекта рассматривать как изначально равноправные, пока они, так сказать, не открыты воздействию Времени. Не убежден, что такие объекты найти невозможно. В своей профессиональной деятельности, в лабораториях психологических изысканий, я лично придумал множество изощренных тестов (один, метод определения девственности без физического осмотра, сегодня носит мое имя). Таким образом, реально предположить, что такой эксперимент возможен — и сколь заманчиво обнаружить тогда определенные четкие уровни уменьшения насыщенности или усиления яркости — настолько четкие, что это «нечто», смутно улавливаемое мной в образе запомнившегося, но неузнанного человека и «как-то» связанное не со зрелостью, а именно с ранним детством, можно пометить если не названием, то хотя бы определенной датой, например 1 января 1908 года (эврика! сработало это «например» — тот человек был раньше отцовским домашним наставником, а мне в день восьмилетия подарил «Алису в Камере обскуре»>{173}).
Наше представление о Прошлом не отмечено последовательной связью в столь же заметной степени, как восприятие и Настоящего, и мгновений, непосредственно предваряющих момент его явления. Бреясь, как правило, ежедневно по утрам, я привык после второго раза менять лезвие безопасной бритвы; время от времени, случается, я день пропускаю, и потом приходится со звучным скрежетом сбривать буйную щетину, упорную колючесть которой обнаруживаю под пальцами после каждого скребка, и в таких случаях лезвие использую лишь раз. Теперь, мысленно представляя себе, как брился в последнее время, я не учитываю момента последовательности: мне интересно только одно — сколько раз, один или два, проработало лезвие, оставленное на серебряном подносике; если только раз, тогда порядок двух общетиненных дней для моего сознания интереса не представляет — собственно, я уже слухом и осязанием склонен воспринимать второе по колючести утро первым и
