— Кристина ее дочь? — наконец спросила я.
Дочь Изабеллы?..
— Да. Это…немного… да… — невнятно заключил он, внезапно смутившись. — Поэтому я выбрал ее. Она должна была быть с нами, чтобы Изабелль и Кристофер не настроили ее против тебя. И, в итоге, она пошла к ним в ловушку, сказав, что в ней часть тебя.
— Она знает?.. — выдавила я. Я начала осознавать, что это значит для меня — то, что Кристина моя сестра. Я вспомнила все маленькие моменты, когда мне казалось, что мы похожи, и сотни моментов, когда видела, насколько мы разные. Как такое может быть? Как Изабелль может быть матерью Кристины?! Но ведь на самом деле я не знаю о Кристине совершенно ничего.
— Нет, Кристина ничего не знает, — ответил Рэн, поглаживая мне волосы. — Я скрывал это от нее так же, как и от тебя.
Я помолчала. В моей голове расплывались мысли, становились густыми словно каша, и я пыталась уловить хоть одну.
Я снова сжала пальцы Рэна, и он склонился ко мне еще ниже, почти прикасаясь своим лицом к моей груди, когда я прошептала:
— Ты должен понять и меня.
Экейн смотрел на меня стеклянными, от притаившейся в его теле нестерпимой боли глазами.
— Я хотела умереть, — сказала я, сжимая его пальцы до боли. Каждое слово отдавалось в горле нестерпимой болью. — Мне больше не хотелось жить. Человек, потерявший все, у которого ничего нет, и, ко всему прочему, который подвергает опасности других людей, не захочет жить. Но ты пришел, и сказал, что есть кое-кто, кому требуется моя помощь. И это Кристина. Ей сейчас угрожает опасность. — Экейн замотал головой, словно пытаясь прогнать мои слова, пытающиеся проникнуть в его голову. Кончиками пальцев правой руки, я прикоснулась к его лицу. Его щеки были почти обжигающими.
Он жив, я мертва.
— Ты должен понять и меня тоже. Я не могу уйти, не рассказав Кристине правду, и не попросив прощения за то, что обвиняла ее. Я считала ее плохим человеком. — Я шумно втянула воздух. Почему я снова рыдаю? Сколько у меня еще есть слез в запасе? Казалось, я высохла, как никому не нужное позабытое озеро.
Как гнилое яблоко.
Рэн не слушал меня. Я видела по его лицу. Оно выражало искренний ужас, словно я пыталась внедрить в его голову идею, которая шла в разнобой с его мировоззрением.
Я взяла его лицо в ладони, и с усилием прошептала:
— Рэн, ты должен сделать то, о чем я прошу. Ты говорил, что не имеешь права влиять на выбор людей. Ты говорил, что они сами выбирают свой путь. Я выбрала.
— Я не могу так поступить.
— Ты можешь это сделать. Это то, что ты должен сделать. — Увы, я не обладала этой удивительной способностью зачаровать, просто глядя в глаза. — Послушай меня. — Экейн положил свои ладони поверх моих рук, желая убрать их от своего лица, но я не позволила: — Ты должен сделать это потому что я так хочу. Ты должен меня послушать.
— Если ты вернешь себе душу, мне придется убить тебя.
Его глаза заблестели от слез, и я ощутила, как мое сердце сжимается в тиски.
— Тебе не придется делать этого, — заверила я, и Рэн внезапно пришел в себя; он отстранился:
— Да, придется. Придется, потому что ты не справишься. В тебе нет совершенно никаких сил. Ты все вспомнишь, в тебе проснется ненависть, и она заставит тебя опуститься в Ад, погрузиться в ту темноту, от которой я хотел тебя уберечь.
— Сейчас я должна уберечь вас.
— Если ты вернешь душу, ты не сможешь уберечь никого, — настаивал Экейн. Его голос был решительным. — Ты лишь подвергнешь себя и всех нас опасности.
— Ты мне не доверяешь?
Конечно нет.
— Нет. Я не могу тебе доверять. — Хоть я и предполагала такой ответ, но он прозвучал жестоко и болезненно для меня. — Ты сдалась уже один раз. Я не могу позволить, этому случится вновь. Я говорил тебе, что твоей судьбой я не могу управлять. Никто не может…
— Я могу. Я сама смогу вовремя остановиться.
— В прошлый раз ты не смогла, Аура. Ты едва не потеряла рассудок, мне чудом удалось тебя спасти.
Зачем ты сделал это, если не верил, что я смогу выжить в этом мире?
— Я сделал это, потому что ты дорога мне, потому что я не смог бы жить дальше, зная, что ты больше не принадлежишь этому миру, не принадлежишь мне. Я не смогу уберечь тебя во второй раз.
