И вот подходит этот Виви ко мне и присаживается за мой стол.
— Ну чего, — говорит, — ас звёздных трасс, фигнёй страдаешь, как я погляжу?
— Почему, — говорю, — сразу «фигнёй»? Отдыхаю я, ранен.
— Эх, — говорит, — вырождаются охотнички! В моё время и словей-то таких не знали: «отдыха-аю»! Пижон, — говорит, — ты занюханный! По-твоему, сто грамм синтетики — это тебе прямо-таки смертельное ранение? Бедняжечка!
— Ну и что, — говорю, — скажи на милость, ты ко мне пристал? Тебе что, делать нечего? Иди, — говорю, — товарищ, своей дорогой, нечего мне мозги канифолить. Что хочу — то и делаю, советов у тебя не спрашивал.
А он этак гаденько хихикает и говорит:
— Я вот ищу дельного человечка для одной миссии, да только, похоже, не там ищу. Не стая, — говорит, — а толпа старых баб. Ни на ком глаз не задерживается.
Мне смешно стало — сил нет. Дельного человечка он ищет. Угу.
— А что, — говорю, — ты, Виви, свою стаю собрать хочешь? Галактику, что ли, завоёвывать собрался?
— Дурак, — говорит, — ты, Снайк, а закидываешься. Мне, может, помирать пора, да жаль, что такое дело без пользы пропадёт. И потом — если бы ты знал, о чём я толкую, не покатил бы на старого аса, перед которым сам ещё — сопляк и салажонок.
— Ой, — говорю, — убил! Дело у него! Ты, Виви, сегодня, случаем, вместо микстурки от бессонницы керосину не хлебнул?
А он прищуривается, придвигается ко мне вплотную и свистит в самое ухо:
— А про пирит ты, пижон, когда-нибудь слыхал? Так вот, мне, чтоб ты знал, точно известно, где его брали те, кто пошустрее. Самое, что ни на есть, старое корыто превращали в такую машину, что усохнуть — а делов-то на грош!
— Ну да, — говорю. — Конечно. Трепись больше. Сказки это всё.
А он весь скривился на сторону и цедит сквозь зубы:
— Раз сказки, то вот же и не видать тебе лоции как своих ушей! Все вы тут, шибко грамотные, меня норовите идиотом выставить, — а маршрут на той лоции, между прочим, сам Даргон отмечал. Слыхал про такого когда-нибудь?
— Че-го?! — говорю.
Интересненько. Про Даргона мне ещё мамуля в детстве рассказывала, бывало. Да про него все, наверное, слышали — звездолёт у него, действительно был хорош, да и сам он был не плох, если помните. И вот сказал, значит, это Виви, а сам встал и попёрся к выходу, нос в потолок — я, мол, ему никто, ничто и звать никак. И, до кучи, смотреть на меня противно.
Первая мысль была — пусть катится колбаской, чего на сумасшедших внимание обращать. Но вторая — интересно всё-таки.
— Да ладно тебе! — кричу, — кончай выкаблучиваться! Я ж не со зла, а так. Не дорубил просто. Покажи лоцию?
— Ну-ну, — говорит. — Прощаю на первый раз.
Ух, и доволен же он был, поганец такой!
Дискетку с лоцией я забрал у него. Охота была проверить, правда ли хотя бы, что это Даргонова рука. Я хотел у Змея спросить. Я тогда в стае Змея летал — стремноватый был тип, и на вид, и вообще, но умный и дошлый, как десять человек зараз. Адмирал божьей милостью — в бою с ним ни один компьютер не тягался, мозги у него круче любой машины работали и на порядок быстрее.
В чудной свой кораблик он никого не пускал: там у него для любого человека слишком тёпленько, как у них, у змеиной породы, на планете — сам блаженствует, а грешный антропоид и испечься может. И ещё он себе генератор жёсткого излучения завёл для полного кайфа. Так что, вряд ли нашлись бы желающие угонять его несреднюю машину, чтобы самим пользоваться — себе дороже.
А вне своего корабля он, бедняга, всё время зяб и дремал — так мы ему устроили в штабе специальное место: поставили глубокое кресло с подогревом изнутри, а над ним приспособили кварцевую лампу локального действия. Любили Змея ребята — ну и жалели, что мерзнет, да и потом — по делу совсем не выгодно, что он тормозит с таким-то своим умищем. Ну такое условие ему маленько облегчило жизнь — и сидел наш Змей теперь там целыми днями, и руководил оттуда же, в случае чего.
Когда я к нему подошёл, он голову поднял и уставился на меня своими глазищами.
Я ему изложил. Вообще-то эти, змеиная порода, глухие, по-человечески не слышат, только как-то хитро, по-своему, ушей у них и то нет, но Змей любил, чтоб люди ему словами излагали. Так ему легче мысль ухватить. А то он, бывало, всё жаловался, что люди сумбурно думают. Приходится в их мозги по макушку зарываться, чтобы понимать начать — запаришься, пока дойдёшь до сути.
