Он говорил так увлечённо – Вася жалела, что не может украдкой включить диктофон.
– А я терпеть не мог Ижевск, было такое. Только с годами до меня дошло: на самом деле я ненавидел себя и свою жизнь. Мне казалось, я тут заперт, и очень хотелось вырваться. Рано начал читать, полюбил книги, в романах всё было такое большое и яркое. Там можно было чего-то добиться, что-то сделать. А здесь за меня всё решили заранее – где учиться, с кем водиться, когда и за что в первый раз присесть. Да-да, не делай большие глаза. У нас на Машике в семидесятых было просто: либо ты, либо тебя. Я не любил, когда меня, поэтому откладывал книжку и шёл с пацанами бить морды. А потом и чего посерьёзнее. А дальше, когда оставалось всего ничего, чтобы юный мечтатель загремел за ограбление в составе группы, да с намерением и прочими отягчающими, да ещё и как организатор… Вдруг повезло. Меня Гена Вахрушев буквально за шкирку вытащил из дурной компании. Генке было двадцать пять, мне четырнадцать, я ходил к его младшему брату меняться книжками. Младший был книжный червь, как сейчас бы сказали, ботаник, но его на районе все знали и не трогали из-за Генки. Потому что тот служил опером в убойном отделе. Совсем молодой и чертовски въедливый опер. И Генка своим острым глазом засёк, что меня надо спасать. Знаешь, он просто со мной поговорил. Разъяснил юному мечтателю его будущность, на пальцах буквально. Сколько лет, за что, когда и по какой статье я загремлю снова и так далее. А главное, обрисовал, как в эту воронку засасывает всё глубже и глубже. Дал алгоритм падения. Вскрыл недоступные мне смыслы и разжевал. А потом говорит: «Лёха, не будь идиотом, тебе же все дороги открыты. Хочешь выпендриваться – делай по-взрослому. Никого не бойся и посылай всех на…» Посылать я умел… Но как же оказалось страшно поначалу. И трудно. В книгах герои всего добивались одним рывком. На то они и герои. А нормальному человеку приходится день изо дня биться в стену лбом. У меня ещё был огромный плюс на старте – ежедневным чтением я «поставил» себе грамотность и набрал большой словарный запас. Собственно, на этом меня Вахрушев и поймал. Услышал, разглядел. И поймал. А брат его был внештатником в нашей «районке». Юный корреспондент, как это тогда называлось. Он сам пытался влиять на разных хулиганов, но куда там. Авторитета не хватало и, главное, знания жизни. Если бы не Гена… Мало кому выпадает такая удача. Мне повезло.
Кузьмин умолк. Потом вдруг спросил:
– У тебя свеча-то есть?
Вася настолько не была готова к столь резкой перемене темы, что дежурное «В смысле?» застряло у неё на полпути к выходу, и девушка просто закашлялась.
– Извини, – сказал Кузьмин. – Мысли скачут. Дурацкий сегодня день, не могу толком сосредоточиться.
– Это вы меня извините!
– За что? А-а… Ну да, больше так не делай. Не потому что субординация, а просто не надо поперёк батьки в пекло, ты погоди, вдруг батька чего знает. А эта история с мотоциклом настолько стрёмная, что когда она подходит к концу, лучше быть как можно дальше. Ибо взнуздан уже конь бледный… И всё такое. И полетят клочки по закоулочкам.
Вася порылась в сумочке и нащупала свечу зажигания. Предмет насмешек, увидав который подруги крутят пальцем у виска. А ещё талисман девушки, чья работа – шляться по городу в любое время суток.
Абсолютно нелепый талисман.
– Ну давай, давай, – подбодрил Кузьмин. – Вас таких, со свечами, тысячи, наверное. Не скажу, десятки тысяч, но тысячи – уверен. И заговор молчания у вас, потому что не хотите выглядеть идиотками. Понимаю и сочувствую. В редакции тоже… Заговор молчания. Сашка-то, новостник наш, он меня просто хотел лишний раз поддеть с этой гайкой на плотине. Главред не любит фантастику и мистику, а я когда про гайки слышу, вообще зверею и на стену лезу. Откуда Сашке знать про цепь от бензопилы…
Вася двумя пальцами выудила свечу и протянула Кузьмину.
– А с другой стороны… – Кузьмин взял свечу и присмотрелся. – От нас ничего не зависит. Это уже не наша игра. Как появилась гайка – финита ля комедия. Теперь они не успокоятся, пока один не умрёт.
