– Извини, Даночка, – говорю. – Было очень громко, но что поделаешь. Мы всё ещё попискиваем?
– Угу.
– Ничего, скоро перестанем.
А вот и Тим. Отвратительное зрелище – свежеубитый тобой человек. Вот он был, и вот его не стало. Ой, не стошнило бы. Представляю, что я – водитель. Мне нельзя впечатляться. Сглатываю комок в горле, шарю руками по телу, достаю два окровавленных ствола, несу к багажнику, оттираю их салфетками, потом оттираю руки… Уфф… Устал я что-то. Запираю машину и говорю:
– Не повезло Тиму. В самый последний момент поймал головой пулю из полицейского автомата. А у тебя, Даночка, как назло, холодильник потёк. Нам пришлось захоронить тело в космосе, со всеми соответствующими почестями, о чём мы составим акт. И я бы рекомендовал действительно холодильник сломать временно, а то мало ли, вдруг проверят… Все меня слышали? Молодцы. Ну, пойдёмте.
Идут, куда они денутся.
Дана кладёт «жучка» под микроскоп, под сканер, под ещё какую-то штуку и уверенно говорит:
– Он не может излучать. Это отражатель. Вот почему он сигналит через неравномерные промежутки времени. Когда попадает в луч.
– Нас кто-то щупает лучом? Пока мы идём на хайдрайве? Что за излучение такое? Как это может быть?
– А я знаю?
– Хорошо, зато я знаю, что делать. Эй, полковник! Тащи Тима в аварийный шлюз, положи «жучка» ему в карман – и за борт. Действуй.
Борисыч повинуется мне безропотно и молча.
– Пока будешь возиться с телом, подумай, что нам скажешь, когда вернёшься! – кричу ему вслед.
Борисыч как-то неконкретно дёргает одним плечом.
– Ты бы полегче с ним, – говорит Дана.
– Давай-ка сядем, командир.
Она садится в кресло, разворачивается ко мне, закидывает ногу на ногу.
– Мне нужны прямые, честные, короткие ответы, командир. Ты понимаешь, что я за тебя – убью? Убил прямо сейчас. Только ради тебя. Это не любовь. Это дружба.
Вместо ответа Дана тянется ко мне, но я останавливаю её взглядом.
– Он тебе нужен? – Я тычу пальцем в ту сторону, куда ушёл Борисыч.
– Да, – коротко говорит она, скорее выдыхает, чем говорит.
– Понял. Сейчас он вернётся, мы побеседуем… То, что он сделал, он сделал не просто так. Он рисковал нашими жизнями ради чего-то очень важного, и я заранее уважаю его мотивы. Тем не менее он нас подставил. И корпорацию подставил. Но если по окончании беседы он всё ещё будет тебе нужен… Тогда ты его заберёшь. И делай с ним всё, что захочешь.
– Спасибо, – только и говорит она.
– Это тебе спасибо. За то, что ты профессионал, за чёткую работу, за смелость и, кстати, за пистолет. Чёрта с два я его тебе верну. Он же прекрасен.
Дана смеётся.
– Но слушай, подруга, я ждал чего угодно, только не такой огромной дуры. Для меня – идеально удобный агрегат. Но совсем не под твою руку. И как ты эту тяжесть на себе таскала? Кстати, я не заметил.
– Я его не носила. Только сегодня достала из сейфа. Чувствовала, случится что-то… Знаешь, я всё равно отдала бы его тебе. Ты любишь такие вещи, а мне он больше не нужен. Это была память. Единственное, что осталось. Память…
Она вздыхает. Прощается с чем-то, отпускает от себя.
– Пробовала его под куртку повесить в кобуре и так и этак… Безнадёжно, слишком большой, даже стволом вниз – торчит. И я просто его положила рядом, а когда перегрузки кончились, сунула за пояс сзади. И старалась на всякий случай не поворачиваться к тебе спиной. Ты наблюдательный, я же знаю…
– Между прочим… Ой, позови Борисыча. А то я беспокоюсь. Скажи, чтобы не валял дурака, и что мы его ждём, и всё будет хорошо, договоримся.
Дана прижимает висок одним пальцем и зовёт:
– Боря! Алекс просит сказать, что он волнуется и чтобы ты не вздумал делать глупости. Мы тебя ждём, мы обо всем договоримся.
– И всё будет хорошо.
– И всё будет хорошо, Боря.
– Даночка, могла бы давно сообразить: когда мы просим что-то передать, надо передавать в точности. Этот твой красавец в старые добрые времена мог загнать человека в истерику одним-единственным словом. И я сказал «не валять дурака». А ты ему про глупости… Это разные вещи.
– Да ты зануда, оказывается! Такой же зануда, как и он!
И я второй раз в жизни смотрю, как Дана смеётся.
