* * *
Уже через двадцать четыре часа в кафе «Александра», в трех кварталах от ее квартиры-студии, Эбигейл наклонилась, чтобы поцеловать женщину с короткими седыми волосами, одетую в хлопчатобумажное летнее платье, открывавшее загорелые плечи с рассыпанными по ним созвездиями веснушек.
– Хорошо выглядишь, – сказала ей журналистка.
Она села напротив матери за столик рядом с тротуаром Хадсон-стрит. День в городе был жаркий, четырехугольник неба между высотками выглядел по-летнему линялым, и вонь с реки накрывала Вест-Виллидж грязным, сырым одеялом.
– Я заказала бутылочку вина. Лучшего из того, что у них есть.
Эбигейл бросила на стол стопку писем, которые только что забрала на почте.
– Мама, ты вовсе не…
– Знаю, но я это сделала. Повод для праздника есть – моей дочери не придется провести следующие тридцать лет в тюрьме. А ты даже не разрешила мне присутствовать.
Эбигейл положила солнцезащитные очки на кованый железный столик.
– Если б присяжные вынесли другой вердикт, я бы глаз не смогла поднять, зная, что сделала с тобой.
Сара взяла дочь за руку.
– Ты – моя защитница… Что ж, Эбби, теперь все позади.
– Да, но ты же знаешь, как это бывает. Признание невиновным на основании психической невменяемости вовсе не означает, что человек этого не сделал. Так, по крайней мере, все и считают.
– Не их это дело.
– Но люди все равно сомневаются. И говорить об этом будут. Адвокат сослался на снежное безумие. То есть все теперь думают, что я на какое-то время спятила из-за долгого пребывания в неблагоприятных погодных условиях. Временное помешательство и…
– Ты же знаешь, как было на самом деле. Только это и имеет значение.
– Но мне от этого не легче.
Подошедший с бутылкой шардоне официант разлил вино по бокалам.
Когда он удалился, Эбигейл сняла резинку со стопки почты. Просматривая скопившиеся за месяц журналы и просроченные счета, она наткнулась на конверт из фотолаборатории.
– Что это такое, Эбби? – спросила мать, заметив, что дочь помрачнела.
Девушка вскрыла конверт и достала фотографии.
– По пути туда Эммет отснял целую пленку, и его жена отдала ее мне в первую ночь в Абандоне, – рассказала она. – А я перед вылетом на заседание суда в Колорадо отправила кассету в лабораторию.
– Хочешь посмотреть? Сейчас? – предложила ей Сара.
Все снимки были черно-белыми, и уже при взгляде на первый у журналистки защемило сердце: ламы, Скотт и Джеррод, Джун и Лоренс, сама Эбигейл в арьергарде – цепочка растянулась по склону на крутой, лесистой части подъема.
– Первый день, – сказала Фостер-младшая, передавая фотографию матери.
Потягивая вино, они неторопливо просматривали снимки. Эбигейл сопровождала каждый соответствующим пояснением, но когда дошла до последнего, к горлу у нее подступил комок, а на глаза навернулись слезы.
– Что такое, милая? – забеспокоилась Сара.
Зловещий горизонт висел за ними мрачным пятном, низкие тучи остались на снимке темно-серыми мазками, но лица получились четкими и ясными, и Лоренс улыбался, глядя не в камеру, а на отстранившуюся дочь.
Эбигейл покачала головой и положила фотографию на стол, перед матерью.
– Никогда не видела нас вместе, – прошептала она, удивляясь, как улыбчивый прищур и форма рта Кендала похожи на ее собственные. – Понимаю, ты рассердилась из-за того, что я поехала к нему…
– Нет, милая…
– Но я не предала тебя. Мне нужно было его увидеть и… это странно прозвучит, но после всего, через что мне пришлось пройти, я… я, по крайней мере, узнала его.
– И я этому рада.
– Он был несчастлив, мам. То, как он поступил с нами… это было неправильно, нехорошо, но он был так молод…
Сара кивнула, и Эбигейл заметила, что мать старается сдержаться.
– Знаешь, он ведь пытался как-то это поправить, – добавила девушка. – И то, что он попросил меня приехать в Колорадо, было такой вот попыткой. Ему тоже пришлось нелегко.
Фостер-старшая подняла фотографию и бросила на нее быстрый взгляд, а затем, когда она снова посмотрела на дочь, за слезами в ее глазах проступила улыбка.
– Он смотрит на тебя так, как смотрят на тех, кого любят, – сказала она.
Эбигейл вытерла глаза и перевела взгляд на другую сторону улицы – из часовой мастерской напротив вышел какой-то мужчина.
