* * *
— Как прошел день? Известно уже, какой выхлоп с шикарного ужина?
В одной руке у Джима вилка, в другой — телефон.
— М-м? — мычит он, не отрывая глаз от экрана и что-то пролистывая на нем большим пальцем.
Кажется, я переборщила с эстрагоном. Отправляю в рот еще одну вилку спагетти. Джим поднимает на меня взгляд:
— Прости, дорогая, столько всего происходит. Гребешки очень вкусные.
Я едва начала есть, а Джим почти закончил, но не прикоснулся к бокалу с вином, а это верный знак, что он собирается вернуться к работе и засядет в кабинете сразу после ужина.
— Вот и славно, — говорю я.
Муж давно перестал работать каждый вечер дома, но в последнее время старая привычка прокрадывается обратно в нашу жизнь. Наверное, в «Форуме» и впрямь много чего происходит. Однако Джим помогает мне прибрать после еды, а я рассказываю, как прошел день у меня. Говорю и об интервью «Нью-йоркеру», которое мне предстоит дать, и вижу, что это производит на мужа впечатление. В какой-то момент он спрашивает:
— Как продвигается твоя новая книга?
В один прекрасный день, причем уже скоро, мне больше не придется отвечать на этот вопрос. Потому что «новая книга» наконец выйдет и будет красоваться на полках местного книжного магазина, и Джим при желании сможет обзавестись собственным экземпляром. Однако, раз уж этот день пока что не настал, я отвечаю:
— Неплохо. Жаловаться не на что.
Поскольку чем больше я думаю об этом, тем чаще задаюсь вопросом: ну кто я такая, чтобы противиться Божьей воле?
Чаша терпения переполнилась.
Утром я, как обычно, заспалась, а когда встала в районе десяти, увидела пропущенный звонок от Фрэнки. Но он и сообщение оставил: «Давай увидимся за обедом, скажи, что ты свободна, хочу кое с кем тебя познакомить. В час в „Л’Амбруази“ нормально будет? Пожалуйста, приходи. Целую».
Расступись сейчас тучи и загляни в мое окно солнышко, теплое и яркое, я бы сочла, что это все ради меня. Такое ощущение, что меня несет волной прилива, которого я так давно ждала.
Я люблю «Л’Амбруази». Мы с Беатрис постоянно туда ходили в те дни, когда она была мила со мной. Не помню, когда в последний раз заглядывала в этот ресторан, но раз Фрэнки его выбрал, значит, намечается нечто особенное — и я знаю, что именно, ведь мой издатель в своей уклончивой манере уже намекнул на суть дела. Поэтому я провожу утро, всячески себя балуя. Я надеваю любимое платье от Живанши; оно очень модное и очень мне идет, а цвет прекрасно сочетается с оттенком моей кожи. Когда я сажусь в такси, в животе у меня порхают бабочки от предвкушения встречи с продюсером, который будет экранизировать «Бегом по высокой траве».
Я приезжаю чуть раньше срока, но Фрэнки уже на месте. Зайдя в ресторан, я вижу своего издателя в глубине зала: он увлечен разговором с мужчиной, сидящим ко мне спиной. Вид у Фрэнки радостно-взволнованный и оживленный. «Подождите, — хочется крикнуть мне, — без меня не начинайте!» Я быстро лавирую между столиков, однако Фрэнки по-прежнему меня не видит; он замечает мое появление, лишь когда я останавливаюсь рядом с ним. Тогда он поднимает ко мне взгляд и одаривает сияющей улыбкой.
— Вот и ты, — говорит он и встает, после чего мы тепло обнимаемся.
— Вот и я. Пришла, — хихикаю я, Фрэнки кладет ладонь мне на спину и протягивает другую руку к своему собеседнику, который тоже встает и улыбается. — Эмма Ферн. — Я жму протянутую мне руку, а мужчина кланяется:
— Какая честь!
Я улыбаюсь в ответ. Он моложе, чем я ожидала, но что мне известно о продюсерах? Если он достаточно взрослый, чтобы подписать контракт, остальное неважно. Но в памяти мелькает неясный образ, поскольку внешность парня кажется мне смутно знакомой.
— Эмма, это Николас Хакетт, — с некоторой торжественностью заявляет Фрэнки.
Вид у Бадосы ужасно счастливый, поэтому я улыбаюсь так широко, что начинают болеть щеки. Молодой человек, которого представил Фрэнки, предлагает:
— Пожалуйста, зовите меня Ник. — И все мы усаживаемся.
Фрэнки начинает:
— Ник…
Но тот заговаривает одновременно с ним, поэтому Фрэнки резко замолкает, а продюсер продолжает:
— Слов нет, как я рад с вами познакомиться. Я поклонник вашего таланта, Эмма! Ничего, если я буду так вас называть? Можно?
