Пришлось идти на сделку с самим собой, пообещав своей тёмной половине укоротить всё лишнее тем, кто решит слишком многое себе позволить. Да и её образ как нельзя лучше подходил для того, чтобы попытаться скопировать его из собственной головы и запечатать на тот случай, если Палач решит, будто Гесса — моя очевидная слабость. Но я всё-таки надеялся, что королева магии и, до кучи, демонесса не будет восприниматься моим проклятьем как обуза. Почему именно обуза? На основании моей теории, конечно же! Какие утерянные воспоминания были наиболее яркими? Первое — Залия, в которую, подозреваю, я влюбился в ту пору, когда мне особенно важно было развиваться, не отвлекаясь ни на что другое. Палач посчитал мои чувства вредоносными — и устранил источник. Вторым пунктом стали воспоминания о Клариссе, моей матери в этом мире. Она — человек, и человек достаточно слабый. Сколько лет ей отведено? Семьдесят? Восемьдесят? Вот и решил Палач, что такая привязанность мне ни к чему, ведь кто знает, — даже мне остаётся лишь гадать, — на что бы я пошёл в момент приближения дня её смерти? А теперь у меня не осталось о Клариссе никаких воспоминаний, и как бы я ни старался, но я уже не могу относиться к ней так же, как к, например, отцу. Чтобы никого не расстраивать, я решил сделать вид, будто всё по прежнему, но это лишь видимость.
Подведя итог, можно с определённой долей уверенности сказать, что Гесса как минимум не занимает первое место в очереди на стирание памяти о ней. Конечно, мои предположения — не истина в последней инстанции, и всё может оказаться с точностью до наоборот, но страх перед возможностью утратить часть воспоминаний за последние годы довёл меня до ручки, а новая информация — подсказала направление, в котором уже можно работать. Я выбрал Гессу — неожиданно и даже ветрено, но выбрал. Доверился провидению, образовавшему между нами ментальную связь, которая, даже если я всё забуду, никуда не исчезнет. А уж в искренности чувств демонессы я не сомневался совершенно.
Тут только я задаю себе странные вопросы, в то время как Гесса — само воплощение искренности и открытости. Это, в конце концов, особая черта представительниц её народа. И — да, все мужчины не столь сильно подвержены этому, так как законы эволюции никто не отменял. Для конкретного вида множество детей от сильного самца — хорошо, а наибольшего их количества с одной партнёршей не получить. Но это, конечно, если знакомые мне законы не подверглись изменениям из-за отличающейся структуры этого мира.
— Господин Золан, рады видеть вас на этом вечере! — Мужчина в строгом военном облачении на графа никак не походил, да и не являлся таковым — благо, я навёл справки касательно внешнего вида заслужившего повышение генерала. А встречающий, по всей видимости, был его близким родственником, ибо такие усищи встречаются совсем нечасто. — Меня зовут Гард Шорн. Отец приказал мне взять на себя ваше сопровождение на этом вечере, так как дворянство… может позволить себе лишнего.
А я скор на расправу? Слухи, всё слухи — я всё равно не собирался никого убивать… сегодня, по крайней мере. Но в одном бывший генерал оказался прав на все сто процентов: желающих меня спровоцировать всё ещё многовато, и это несмотря на парочку сломанных конечностей и один вправленный нос. Какие-то мелкие рыцаришки решили, что я, официально не принявший титул, буду смиренно им кланяться, делая всё, чтобы у знати не было даже шанса оспорить моё вознесение! Вот прям разбежался, крылья за спиной!
— Ваши слова довольно прямолинейны, господин Гард. — Сначала я, а после и Гесса передали подоспевшему слуге идеально выглаженную, ни разу не надетую верхнюю одежду. — Но я благодарен за беспокойство и вашему отцу, и вам. Проводите нас к графу?
— Да, конечно. — Мужчина беглым взглядом скользнул по небольшой шкатулке, мною ненавязчиво продемонстрированной. Это был дар моего пока ещё крошечного рода — графу, и к выбору предмета я подошёл со всем имеющимся тщанием. По большей части из-за того, что подарок не должен был показаться ярому патриоту взяткой, но при этом должен был представлять определённую ценность. Сложно? Вот и мне было сложно, пока я не решился вручить графу свою эмблему. Фактически — знак того, что я не просто верен ему как сюзерену, но и вижу в нём союзника. Даже договор в любой форме не способен нести в себе тот смысл, который несёт эта непримечательная серебряная бляха. — Прошу за мной.
