... а Ганг течет дальше - страница 30

Главный город Пенджаба Чандигарх

построен по проекту

французского архитектора Корбюзье

У подножия Гималаев вырос город с улицами, пересекающимися под прямым углом, и со своеобразными плоскими строениями. Сейчас он уже насчитывает 150 тысяч жителей и продолжает расти. Жилые дома, административные здания, школы и кинотеатры Чандигарха, лишенные колонн и других украшений, отличаются какой-то особой, им одним присущей симметрией.

Поражает своей оригинальностью здание Верховного суда, торжественно принятое весной 1955 г. Его покатая крыша из железобетона представляет собой своего рода огромный навес. Стены в форме чаш, если взглянуть на них сбоку, производят впечатление вогнутых зеркал. Не менее необычна и лестница. Она сооружена из необработанного бетона, следы, оставленные на ней деревянной обшивкой, не заделаны, а косые ступени напоминают уступы горной тропинки.

Конечно, многие из этих находок спорны, да и сама архитектурная форма может вызвать разногласия, но не подлежит сомнению, что Чандигарх — огромное достижение индийского народа в области строительства. Благодаря широким улицам и обширным площадям его транспорту, вероятно, никогда не будет так тесно, как в наших городах, а всем своим внешним видом столица Пенджаба выгодно отличается от других индийских центров. Чандигарх — это город будущего.

С представлениями о далекой Индии — стране алмазов. слоновой кости и пряностей — тесно связаны предания о могуществе махараджей, великолепии их дворцов и чуть ли не «божественной» власти. Трудно найти человека, перед взором которого пои слове «махараджа» не возникли бы прекрасные мраморные дворцы, сводчатые залы с колоннами, сказочные принцы, баядеры. белые слоны, ясновидящие гуру.

Ну, а если оставались еще люди, плохо себе представлявшие. кто такой махараджа, то им на помощь поспешил Голливуд со своей версией индийского князя, потеснившего на экранах образ европейской владетельной персоны, изрядно надоевший зрителям. Это имело те преимущества, что размахивающего саблей владельца гарема можно было заставить на экране участвовать в самых невероятных приключениях и любовных интригах без риска вызвать сомнения у зрителей, для которых Индия по-прежнему была загадочной страной. В конце концов слова «махараджа» и соответственно «наваб», как называют себя мусульманские князья, стали синонимами расточительства и безрассудной роскоши.

С одним индийским князем — махараджей Джайпура — я познакомился в клубе «Ашока». Шикарный клуб, ничего не скажешь, но не в восточном стиле, а совершенно европейский. Помещается он не в мраморном здании, а в обычной четырехугольной коробке из бетона без колонн, украшений и орнамента, и его желтый фасад даже кажется бедноватым. Вместо инкрустированных золотом и отделанных алмазами залов, вместо роскошных парков я увидел блестящий хромированный бар, площадку для гольфа, выложенный мозаикой плавательный бассейн и теннисный корт.

«Ашока» — аристократический клуб, созданный по английскому образцу. С таким же успехом он мог бы находиться в Лондоне, Оксфорде или Бристоле, но в Джайпуре он придавал восточному князю еще и лоск английского лорда. Клуб насчитывает всего лишь 50 членов, это, так сказать, сливки общества, и Сатья Пракаш — индиец, введший меня туда, — пояснил, что я должен считать приглашение высокой честью.

В баре этого высокопоставленного заведения мы оказались единственными посетителями. Не успел я заказать виски с содой на льду, как вдруг Сатья вскочил, нет, не вскочил, это не то слово, а прямо-таки взметнулся со своей табуретки, и знаком предложил мне последовать его примеру. В дверях стоял широкоплечий мужчина лет 45, довольно высокий для индийца, одетый, как европейский делец, в рубашку «бушот», выпушенную поверх темных брюк. Перед нами был махараджа Джайпура, живой махараджа, но без тюрбана, усыпанного алмазами, и без единого слуги.

Сатья Пракаш поклонился и, указывая на меня, произнес:

— Разрешите представить вам моего немецкого друга.

За рукопожатием и приветствиями «гуд ивнинг» и «хау ар ю» последовало приглашение на партию в бридж. В ответ на мой отказ его высочество взглянул на меня удивленно, я бы сказал, чуть ли не пренебрежительно, и пробормотал по-английски с оксфордским произношением: