На экране проносились танки, мелькали веселые лица солдат, улыбавшихся прямо в объектив, уныло брели колонны пленных. Наконец пошла авиация. Эшелон за эшелоном летели на Варшаву немецкие самолеты. Профессиональная операторская работа и умело выполненный монтаж делали свое дело: Гитлер постепенно оживлялся. Пикирующие бомбардировщики со скольжением на крыло, отваливая от строя, один за другим пикировали вниз; из бомболюков сыпались бомбы и, покачиваясь, быстро разгонялись; тучи взрывов и пожаров гигантски нарастали и, казалось, закрывали все небо. Гитлер был очарован этой картиной.
…Но вот бомбардировка Варшавы закончилась, и на экране из затемнения появилась мультипликация: самолет люфтваффе летит над изображением Великобритании. Все ближе и ближе остров, самолет пикирует па него и сбрасывает одну-единственную бомбу. Она улетает, уменьшаясь, следует удар и весь остров взлетает в воздух, разорванный на куски. Восторг Гитлера не имел границ. Он вскочил с места, топал ногами и кричал: «Так с ними и будет! Так мы уничтожим их!»
Шпеер был убежден, что Гитлер никогда не остановился бы перед применением ядерного оружия, если бы располагал им.
Через несколько дней после этого «домашнего уничтожения Англии» главным командованием армии было принято решение развернуть необходимые работы по созданию атомного оружия. Руководство работами было поручено Управлению армейского вооружения, а ведущей организацией был назначен Физический институт Общества кайзера Вильгельма.
Трудно сказать, была ли причинная связь между просмотром фильма у Гитлера и решением главного командования армии. Возможно, этот просмотр явился последним толчком к развертыванию Уранового проекта, поскольку подготовительные работы проводились заблаговременно и целеустремленно.
Летом 1939 г. в Физическом институте не было обычного академического отпускного затишья. Этот институт, созданный на средства фонда Рокфеллера специально для проведения ядерно-физических исследований, оказался, благодаря открытию Гана, в самом центре событий. Возбуждение, вызванное сногсшибательными научными новостями, усиливалось во сто крат прямыми признаками войны, готовой вспыхнуть со дня на день.
Практическая подготовка страны к войне проявлялась в десятках и сотнях конкретных решений властей. Одна за другой присылались директивы об усилении борьбы со шпионажем, саботажем и диверсиями. Вводились ограничения на посещение института иностранными учеными. В ряде случаев для такого посещения не обходимо было получать предварительное раз решение органов контрразведки.
Чем ближе к сентябрю, тем суровее и конкретнее становились распоряжения. 23 августа последовало указание о том, как поступать с иностранцами, в том числе с иностранными студентами, в случае объявления мобилизации. Намечались различные меры по отношению к ученым и студентам из дружественных, нейтральных и вражеских стран. О них предлагалось заблаговременно подать списки в гестапо… В августе принимались окончательные решения о судьбе исследовательских институтов в военное время. Те из них, которые не будут проводить военных исследований, должны быть закрыты. В такой обстановке на сотрудников института не произвело должного впечатления даже решение властей увеличить оклады научным работникам с 1 июля 1939 г.
Большая часть распоряжений была секретной. В условиях открытого института, занятого фундаментальными исследованиями в области «чистой» науки, это создавало дополнительные трудности. Особенно много их было у директора института П. И. В. Дебая. Этому ученому с мировым именем было над чем задуматься, хотя бы над тем, в какой список внесут его самого, голландского поданного, в случае объявления мобилизации. Институт всегда был рад иностранным ученым. В последнее время здесь побывало 27 гостей из других стран.
Дебай не имел необходимых контактов с военными и политическими властями Германии. В общении с ними он всегда чувствовал себя неуверенно и от этого проигрывал. Руководители Абвера абсолютно не доверяли ему, и уполномоченный контрразведки корвертен-капитан Мейер, курировавший институт, неоднократно доносил по начальству о том, что необходимо сменить руководство института при переходе к «чрезвычайному положению».
