Спустившись в вельбот, он пощупал у себя на груди деньги, тяжело вздохнул и, взглянув на черную воду, опустил в нее палец.
Палец покрылся жирным коричневым налетом. Господин Аткин понюхал его и вздохнул еще раз.
«Как это просто, — подумал он, — и как я был глуп, что не догадался устроить такую штуку. Этот мошенник Коста оказался умнее меня».
Порто-Бланко уже просыпался, когда Гемма влетела в ворота дворца на запаленной лошади и бросила поводья изумленному часовому.
Еще большее удивление объяло его, когда он увидел, что королева, вместо того чтобы направиться к себе, перебежала аллею и исчезла в дверях флигеля, где жил премьер.
Часовой покачал головой и привязал лошадь к ветке акации.
— Кажется, королева-то того, завела шашни. Министр не дурак, — сказал он вполголоса лошади, и лошадь прищурила глаза и кивнула головой, как бы подтверждая заключение солдата.
А Гемма уже колотила кулаком в дверь Косты.
— Коста!.. Коста!.. Вставайте!.. Чрезвычайно важно. — Замок щелкнул, и Коста появился на пороге.
— Простите!.. Я не думал, что это вы, — вскрикнул он, пытаясь запахнуться в одеяло.
— Пустяки!.. Не до этого, — ответила мисс Эльслей, врываясь в комнату.
— А что случилось? — с тревогой спросил Коста. — Почему вы одна? Где ребята? Неужели неудача?
— Нет, — ответила Гемма, кидаясь в кресло, — полная удача. Даже больше, чем я предполагала, но только все пошло по-иному.
— А именно?
Гемма, захлебываясь, рассказала. Коста слушал, кутаясь в одеяло.
— Гм, — процедил он, выслушав до конца, — конечно, они правы и поступили гораздо умнее. Я не учел этого. Конечно, правы.
— И этот чернобородый отправил меня с запиской к вам…
— Ага! Это Тревис! Чудесный парень! Давайте записку.
Гемма подала ему скомканную записку.
Коста развернул ее и прочел.
— Что он пишет? — спросила мисс Эльслей.
— Читайте. — И Коста перебросил ей записку.
Она с трудом разбирала неровные карандашные строчки:
«Здравствуй, Коста, — прочла она, — мне некогда благодарить тебя. Мы с тобой часто ссорились, и ты знаешь, что мы считаем тебя не нашим. У нас разные дороги, мы не пачкали нашего дела грязными проделками.
Но теперь не время спорить. Спасибо за помощь, присланную нам с шальной бабенкой, которую я отправляю тебе обратно. Она впрямь неплохая девка. Но она будет полезней в городе.
Если ты хочешь и впредь идти с нами и хочешь, чтобы мы приняли тебя, как своего, — сделай вот что: в городе не должны знать о нашем уходе с промыслов. Нам нужно три дня сроку, чтобы быть обратно с северянами.
В эти два дня соглашайся на все и не затевай никаких историй в городе. Мы сами покончим со всем.
Тревис».
— Он хороший человек, этот Тревис, — сказала она грустно, окончив чтение.
— Тревис? Еще бы. Мы оба не годимся ему в подметки, и если я жалею о чем-нибудь, так это о том, что я не смог стать таким, как он, — ответил Коста.
— Ну, а теперь я пойду спать. Я невозможно устала от скачки, поднялась Гемма.
— Спите. Я сделаю все, чего хочется Тревису. А вы отдыхайте.
Гемма направилась к двери, но в нее кто-то осторожно постучал.
— Спрячьтесь… спрячьтесь, — шепнул Коста, толкая Гемму к окну, никто не должен видеть вас здесь. — И, покрыв Гемму занавесью, он открыл дверь.
— Радиограмма с эскадры, господин герцог, — доложил вошедший.
— Благодарю вас. Идите.
— Ответа не будет?
— Если будет нужно, я сам приду на станцию, — ответил Коста, выпроваживая телеграфиста.
— Выходите, — позвал он Гемму, — радиограмма от его грабительского превосходительства. Посмотрим, как понравилась ему нефтяная баня. Хм… чрезвычайно странно, — проворчал он, недоуменно поднимая плечи, — милорд изволит капитулировать? Непонятно!
— Что он телеграфирует?
— Видите ли, он извиняется, что по «неосторожности» дежурного офицера произошел «случайный» выстрел боевым снарядом по городу, за что он приносит извинение и выражает согласие возместить убытки. Кроме того, он предлагает королю забыть недоразумения последних дней, омрачившие «сердечную дружбу», и выражает надежду, что в знак примирения король не откажется торжественно отпраздновать послезавтра день рождения Гонория XIX в городе, совместно с ним.