И даже самому несообразительному из них показалась бы явно подозрительной такая авантюра, ибо в открытом море ночью нельзя было встретить никаких предметов женского рода, кроме сырости и шипучей пены.
Но если в поспешном ночном отъезде маскированного незнакомца был отпечаток подозрительной тайны, то этого никак нельзя было сказать о коляске, проезжавшей в тот же час по главной улице Порто-Бланко в сиянии ночных витрин, среди гомонящей и веселящейся толпы, — потому что сидевшие в коляске не были маскированы, лица их заливались ослепительным светом дуговых фонарей, и каждый уличный гамен видел эти лица, известные всем и уважаемые в республике, как принадлежащие носителям власти.
Четыре человека, сидевшие в коляске, были: командующий войсками республики генерал фон Брендель, государственный казначей, верховный прокурор республики и министр внутренних дел.
Рыжие лошади в английских шорах, со стрижеными гривками и хвостами, медленно увлекали коляску по спуску улицы. Стражи вытягивались, отдавая честь, взрослые граждане вежливо приподнимали шляпы, девушки бросали в коляску цветы, улыбаясь расширенными ночной истомой глазами, мальчишки приплясывали вокруг.
Эта картина могла убедить всех шептунов и недоброжелателей, что подлинно демократическая власть способна вызывать у населения только эмоции, близкие к обожанию, и почти чувственную любовь.
Путь государственных деятелей республики был так же ясен и прям, как их деятельность, — они ехали на семейный ужин к главе республики, на котором должны были попутно обсудить вопросы текущей политики.
В республике твердо установилось правило, — устраивать правительственные заседания во время еды, сообразуясь с мудростью пословицы: «В сытом теле бодрый и честный дух».
Пересекши площадь, коляска остановилась у освещенного цветными лампионами подъезда президентской виллы, где два часовых немедленно вытянулись, отдавая салют.
Но, к удивлению прибывших, лакей президента Аткина попросил их следовать не в столовую на террасе виллы, а на личную половину президента.
Пока государственные мужи шествовали по комнатам, на лицах их появилось выражение суровой решимости и готовности к исполнению долга.
Необычайное приглашение позволяло предполагать наличность серьезных событий, и лучшие из лучших граждан республики приготовились встретить их с достоинством и спокойствием.
В широком квадратном кабинете президента был сервирован под кофе круглый стол, и господин Аткин поднялся навстречу входящим из-за стола.
— Прошу, господа! — сказал он с жестом радушия. — Вы, вероятно, удивлены, что я лишил вас удовольствия провести вечер беззаботно в интимном кругу моей семьи, но поверьте, что виною этому исключительно важные обстоятельства. Прошу садиться!
Гости расселись, чрезвычайно заинтересованные началом.
— Будьте все время начеку, — шепнул министр внутренних дел прокурору. Я уверен, наш милый хозяин задумал какой-нибудь фортель. Нужно следить, чтобы он не обошел нас.
— Он? Вы смеетесь? Я думаю, что он достаточно глуп, — отозвался прокурор.
Воздав этими репликами дань уважения хозяину, гости отпили кофе и приготовились слушать, так как президент поднял руку, показывая, что желает говорить.
В тихой прохладе кабинета шумел шелковыми крыльями китайский веер-вентилятор под потолком и журчал размеренный адвокатский баритон президента.
— В прошедший вечер, когда наш высокопоставленный гость, этот надутый наутилийский индюк, чувствующий себя в нашей столице, как в завоеванном становище дикарей, — начал президент с нескрываемым презрением к лорду Орпингтону, — когда он вернулся с нефтяных промыслов с отвисшей от жадности губой и приехал ко мне на обед — я почувствовал сразу, что он сошел с рельс благоразумия. Да! Он потерял самообладание от нефти. Он готов на глупости, и упускать такой момент было бы совершенно преступным. Поэтому, когда он заговорил о нефтяных промыслах, я, господа, притворился злоупотребившим напитками более, чем следует высшему сановнику республики, и со всей возможной ловкостью перевел разговор на другую тему.
— А о чем именно он спрашивал вас по поводу нефти? — спросил, опершись подбородком на эфес своей сабли, генерал фон Брендель.
