Так начиналось одно из лучших повествований о Большой охоте на спящего Единокрыла, которое мне доводилось встречать. Собственно, ровно так же оно и заканчивалось. Тем не менее, повествование это более чем исчерпывающее, и нет в Большой охоте такой тонкости или нюанса, которые ускользнули бы от глаз внимательного, вдумчивого читателя. Парадоксально, но это именно так. Не спорьте. Я знаю, о чем говорю. На мое мнение в данном вопросе можно положиться. Я являюсь одним из лучших охотников на спящего Единокрыла, и даже, вероятно — одним из последних. Да, подчас в это трудно, и даже невозможно поверить. Я сам не всегда верю. Но это — факт. Иногда под давлением обстоятельств я забываю об этом. Вот и с начала второй части я не вспомнил об этом ни разу, и только лишь сейчас… но все-таки, все-таки, все-таки.
Это правда…
Четыре недели военных «сборов» в сверхсекретных N-ских лесах тянулись с одной стороны долго, с другой — пролетели почти незаметно. Тяготы и лишения службы помогли автору создать внутри себя иллюзию того, что он, в отличие от трех предшествующих месяцев, занят реальным делом. Пусть и тоже, если не считать казенных питания, обмундирования и культурно-просветительных мероприятий, неоплачиваемым, и тем не менее.
Дважды нас навестил Старина. В первый свой визит он подробно отчитался передо мной по списку «самых-распресамых» клиентов, оставленных ему в надежде хотя бы так «передернуть масть». Несмотря на множество самых феерических подробностей, финал передергивания был неизменно один: предложение вернуться к разговору не позднее ранней осени. Или, в крайнем случае — не ранее поздней…
— Не горюй, — искренне утешил меня старик, — По моим тоже — полнейший «ноль».
Во второй же приезд он неожиданно сообщил, что решил покуда оставить рекламный небосвод и попытаться обрести себя на должности низового работника знаменитого торгово-ярмарочного комплекса «Лужники». Временно, разумеется. На летний период. До прояснения обстоятельств, и все такое прочее. С доходом, пусть и несопоставимым, особенно в разрезе перспектив и карьерного роста — но зато стабильным.
Это был конец. Если уж высеченный из цельного кремня старик пасовал перед роковым стечением, то… Рассчитывать и в самом деле было более не на что. И, по принятии присяги на верность Родине, автор был выплюнут в душное и пыльное московское лето…
…Лето начинает умирать, не успев родиться. Его ждешь так долго, что даже не успеваешь толком среагировать. Еще никак не «установится» тепло, прерываемое «черемухиными холодами» и мельтешением дождей, а ты вдруг понимаешь — день-то уже убывает. Совсем немного — и он уже будет короче на целый час. Еще чуть-чуть — и на два, и сквозь зелень на старых тополях уже пробиваются первые пожухшие листья. А значит — скоро снова осень… За ней, конечно, зима, потом весна и, если будет милостиво Провидение — снова лето. Но всё это еще нужно пережить.
Потому что тот самый миг, когда воздух вдруг пронзает запах впервые скошенной травы — вот, пожалуй, лучшее время для охоты на спящего Единокрыла. И даже, возможно — единственное.
Июль навалился неожиданно и непривычно уже большим количеством свободного времени, деть которое оказалось решительно некуда. Новоиспеченные горе-«офицеры запаса» в массе своей разъехались кто куда. Старина освобождался
лишь к вечеру, и я целыми днями бесцельно бродил по городу. От нечего делать даже завернул по старой памяти в «Патиссон», где взял свежайшую, как водится, «The Moscow star», с которой без особой надежды доехал до ВДНХ и бывшего «Животноводства». Завидев меня, местный Михаил поразмыслил о чем-то несколько секунд — а затем, сделав вид, что не признал, стремительно скрылся где-то в недрах своей организации. Я тоже поразмыслил немножко — и, развернувшись, медленно вышел на воздух и аккуратно пристроил так и не развернутую газетку в мусорный бак. Надеяться и в самом деле было особенно не на что.
И все-таки — лето! Лето все-таки расстилалось передо мною, и запах его с трудом, но пробивался через гарь проспектов и улиц. Пора было собираться домой. Домой, домой… ну наконец-то — домой!!!
