И исчез.
«Ага. И у нас — тоже…» — молча ответил я вослед.
…На крыльце павильона «Животноводство» (ну или «Земледелие», что в данном случае уже неважно) я остановился. Следовало поплотнее упаковать вещички перед тем, как нырнуть в нескончаемый дождь. Я снова аккуратно извлек из рюкзачка папку и раскрыл ее…
Всё было на месте. И двести долларов, и «прайс-лист», и оба экземпляра «контракта». И даже газета «The Moscow star» с явными следами скручивания в трубочку.
«Прелестно… — подумал я про себя, — Просто прелестно…»
…Всю дорогу до редакции автора раздирали чудовищные противоречия. Чувства жестоко боролись с долгом. Разум то принимал доводы сердца, то напрочь отрицал их. «Ну ведь ничего, ничего же у них не осталось! — убеждал я сам себя. — Ни телефончика какого на « прайсе », ни даже самой газетки!!! Они там, небось, на радостях сейчас и не вспомнят, приезжала к ним газета Moscow star, или, скажем, Moscow day? Да и приезжал ли кто вообще… А мы через три дня бац на сборы — и на «дно», и ищи-свищи. А двести долларов, ребята — это все-таки двести. Но с другой стороны…» И безжалостная схватка заходила на очередной круг…
Оборотнян сидел в комнате один. Дождавшись, пока Маэстро завершит очередные сложнейшие телефонные переговоры, я выгреб на стол содержимое папки.
— Вот, — доложил я ситуацию, — Вот макет, на послезавтра надо поставить. А вот деньги…
— А ты как их без приходника взял? — искренне удивился наставник.
— Ну, вот так. Дали, я и взял… — расплывчато прокомментировал я эпизод. После чего протянул Оборотняну обе копии контракта, — На. Это тебе, на память. Мне они теперь без надобности…
— О, так ты им и контракт, что ли, не отдал?! — от изумления тот чуть было даже не присвистнул, — Выходит, у них вообще, что ли, никаких документов на руках не осталось?!
— Выходит, что и так, — подтвердил я.
— Так, получается, можно и вообще рекламу их не ставить!!! — возбужденно распахнул мне глаза начальник.
— Получается, — мрачно сказал я, — Но ты все-таки поставь. На послезавтра.
— Зря, — доверительно поведал мне Оборотнян, без особого почтения к НИМ засовывая двести в карман штанов, — Я бы не стал.
«Да уж кто бы сомневался…» — подумал я, но вслух произнес:
— Серег, и это… надо бы деньги мне получить…
— У меня мелких нет… (см. ремарку двумя строками выше — прим. авт.)
— Ты все-таки поищи, — твердо сказал я, — Мы на сборы уезжаем в понедельник…
— Тем более, зачем они тебе там? — спросил Маэстро и, пусть и нехотя, но все-таки полез куда-то в сумку, — Когда, говоришь, уезжаете-то?
— В понедельник. Через четыре дня. А реклама этих — на послезавтра, — еще раз четко проговорил я временную расстановку, дабы не подвергать Мастера искушению прокрутить нехитрую комбинацию без моего ведома.
— Ладно, держи, — с известным сожалением во взоре он протянул мне пятнадцать баксов одной бумажкой… (да шутка, шутка. Это у автора от избытка эмоций. «Десять» и «пять», всё как полагается — прим. ред.) Но на самом деле — зря ты так…
Уже в дверях я обернулся.
— Да оно и вообще-то… ВСЁ ЭТО ЗРЯ…
…Спустя еще час я наконец-то стучался в любезную дверь комнаты 1505. Открыл Митрич, Курбского не было.
— Наливай, — решительно заявил я прямо с порога.
— Да вроде на завтра же «отвальная» назначена… — удивился Митрич, — Парни приедут… подожди хотя бы Старину!
— Наливай, — повторил я, — Некогда ждать… Уезжаю я завтра, дневным поездом.
— Далече? — осведомился Митрич, — Тогда ладно!
— Далече. Ты не поверишь — на свадьбу, — сказал я. Данное приглашение и в самом деле поступило весьма кстати.
— Надеюсь, на свою собственную? — весело воскликнул остроумный, как всегда, Митрич.
Я мысленно оглядел себя со стороны. Растрепанного, промокшего до нитки и до последней же «нитки» души разочарованного этой жизнью. Сухой каким-то чудом оставалась только возле самого сердца сохраненная заветная «пятнашка».
— Митрич! — искренне сознался я, — Ну ты погляди на меня со стороны непредвзято! Ну кто за такого пойдет???
Конец 2-й части
