Берта Эйшхофф, дочь влиятельного налогового инспектора, была вдвое моложе Альфреда, из всех добродетелей предпочитала аккуратность и два раза в год ездила в Карлсбад пить воды. В окружении праздных бездельников Крупп чувствовал себя совершенно потерянным, и когда на одном из вечеров он увидел Берту, то искренне обрадовался: когда-то их представляли друг другу на званом обеде в честь победы прусского оружия и девушка произвела на него хорошее впечатление. Теперь Берта благосклонно внимала его рассказам о призах, которые пушки Круппа получили недавно на ежегодной выставке в Берлине, и отмечала про себя: «Обходителен, красив, богат». А та беспомощность, с которой влиятельный магнат иногда озирался вокруг, пробудила в ней совсем уж материнские чувства — и дело было сделано.
«Оказывается, у меня есть сердце, — писал Альфред одному из немногочисленных друзей после женитьбы. — Я-то думал, там всего лишь кусок железа». Знакомые были ошарашены переменой, произошедшей с Круппом: прежде лет тридцать он не интересовался ничем, кроме оружия, называл карнавалы, литературу и политику скучнейшими вещами на свете, а тут вдруг стал появляться на балах под ручку с очаровательной супругой.
Но семейное счастье длилось недолго: Берта возненавидела Эссен. Что, собственно, и неудивительно — постоянные дожди, грохот самого большого парового молота в мире, дым и копоть от несметного количества сталелитейных фабрик могли испортить настроение кому угодно. Она жаловалась на головные боли и вскоре принялась кочевать с курорта на курорт, пробуя то лечебные грязи Локарно, то целебный воздух Ниццы. Через два года после женитьбы у Альфреда случился нервный срыв — он ни с того ни с сего устроил скандал на совете директоров, чего с ним никогда не происходило, поклялся всех уволить и исчез. После долгих поисков верные слуги нашли своего господина в дешевой таверне: надев платье садовника, он пил горькую, уставившись невидящим взором в стакан.
Альфред боялся появляться дома: неприятности шли нескончаемой чередой. Когда у четы родился первенец и отец был вне себя от счастья, врачи обнаружили у наследника врожденный ревматизм и астму. Это было результатом дурного климата Эссена, о котором все время говорила Берта, и Крупп проклял все на свете. Он задумал построить замок, достойный богатейшего человека Европы, но судьба, казалось, всерьез решила этому помешать. Сперва почти готовое строение снес мощный ураган, равного которому старожилы не помнили, затем случилось наводнение, первое за семьдесят лет. В день торжественного открытия на фасаде появились глубокие трещины, и всю центральную часть замка пришлось переделывать.
И все же замок Хагель был построен — гигантское мрачное здание из стали и камня. В нем было двести комнат, зал для приемов и оранжерея, но не нашлось места для библиотеки. На стенах не висело ни одной картины, а окна не открывались даже в самую жару: Крупп опасался сквозняков. Жена не прожила здесь и недели: она окрестила новое жилище холодной гробницей, вредной для нее и маленького сына. Альфред выслушивал ее истерики с ледяным спокойствием, и однажды Берта, в сердцах обозвав мужа бесчувственным болваном, покинула дом. Крупп бросил ей вслед только одну фразу: «У тебя есть два дня, чтобы опомниться», а по истечении этого срока спокойно приказал прислуге отослать фрау Крупп все ее вещи. Больше с женой он никогда не виделся.
С возрастом Альфред стал маниакально подозрителен — ему казалось, что все вокруг хотят его обокрасть — и каждый день он посылал своим управляющим ворохи противоречивых приказов и инструкций. К счастью, реагировать на причуды вздорного старика не было особой необходимости: на своих фабриках он не появлялся, а телефон к тому времени еще не изобрели. Мучаясь бессонницей, Крупп ночи напролет бродил по пустым комнатам замка, а затем, потушив свет, садился за очередные инструкции — из экономии он приучил себя писать в темноте, хотя мог бы скупить все свечные заводы Европы. После смерти в его кабинете нашли 30 тыс. таких инструкций, в том числе «Генеральные предписания» — своеобразную конституцию Дома Круппов, в которой Альфред скрупулезно расписал для будущих наследников правила управления империей. Там было регламентировано все, вплоть до цвета униформы рабочих.
