Почитание мощей имеет то же происхождение, что и почитание икон. Мощи — это уже не просто тлен и прах, это тело, которое испытало на себе прямое действие Божественной благодати. Именно с этим в христианском сознании связываются случаи нетленности мощей.
Вообще для христианства (особенно православного) характерно почтительное отношение к материи. Материя, на которую действует благодать, не исчезает, но изменяется, возвращается к своему первозданному состоянию, о котором в Библии сказано: «И увидел Бог, что это хорошо»[44]. На каждой службе возносится молитва Господу «о благорастворении воздухов» и «об изобилии плодов земных». Вода, освященная на обычном молебне или в праздник Крещения Господня, приобретает, как верят православные христиане, новые чудесные свойства. Молитва проникает во все сферы мироздания — не только в человеческую деятельность, но и в природу. В отличие от язычника, христианин не служит природе и не «договаривается» с ней, а, напротив, своим обращением к Богу демонстрирует, что она подчиняется Творцу.
Таким образом, мы видим, что отношение православного христианина к материи и материальным символам не языческое.
Однако, к сожалению, миф о язычестве в православии тоже возник не сам по себе. В народной культуре существует весьма интересный для культуролога, этнографа или фольклориста, но бесконечно далекий от настоящего христианства феномен: двоеверие — сочетание двух несовместимых религиозных картин мира в мировоззрении верующего. Приписывание христианским святым функций языческих богов (например, св. вмц. Параскева Пятница ассоциировалась со славянской богиней домашнего очага и женского рукоделия Мокошью, потому что Мокоши была посвящена пятница), соответствующие религиозные обряды (по сей день в селах иногда приносят комочки шерсти к иконе свщмч. Власия, которого связывают с богом Велесом — покровителем скота), укоренившиеся традиции и суеверия (святочные гадания — в дохристианскую эпоху приурочивались ко дню зимнего солнцестояния) — все это примеры двоеверия.
Яркий пример двоеверия в художественной литературе — рассказ Марьи Тимофеевны в романе Ф.М. Достоевского «Бесы»: «А тем временем и шепни мне, из церкви выходя, одна наша старица, на покаянии у нас жила за пророчество: „Богородица что есть, как мнишь?“ „Великая мать, отвечаю, упование рода человеческого“. „Так, говорит, Богородица — великая мать сыра земля есть, и великая в том для человека заключается радость. И всякая тоска земная и всякая слеза земная — радость нам есть; а как напоишь слезами своими под собой землю на пол-аршина в глубину, то тотчас же о всем и возрадуешься. И никакой, никакой, говорит, горести твоей больше не будет, таково, говорит, есть пророчество“. Запало мне тогда это слово. Стала я с тех пор на молитве, творя земной поклон, каждый раз землю целовать, сама целую и плачу».
Что это — художественный вымысел или реальные верования простого люда, современников Достоевского? Читатель может сделать свои выводы сам, сопоставив этот фрагмент с почти повсеместно распространенной даже в наше время традицией землю со святых мест. Разумеется, это не христианский обычай — в христианской традиции допустимо брать землю, листик, кусочек дерева со святого места на память или в качестве святыни (уже приводился еще ветхозаветный пример), но ни в одном житии, ни в одном богословском труде ничего подобного описанному в «Бесах» или, увы, наблюдаемому в крупных монастырях[45] нет.
Церковь всегда боролась с пережитками язычества в простом народе. На месте языческих капищ закладывались храмы (чтобы стереть память о языческом прошлом), старые символы наполнялись новым смыслом (в качестве примера: солярный символ — крашеное луковой шелухой куриное яйцо стало символом Пасхи)… К сожалению, всего этого было недостаточно. Человеку традиционной языческой культуры было крайне сложно переходить в новую христианскую жизнь. Он жил по языческому календарю, он пользовался языческими символами, он «договаривался» с привычными ему силами, он считал, что знает, как устроен мир, и его это знание полностью устраивало. Человек мог и принять новую веру, но отказываться от старой при этом не собирался.
