И все же – как странно! Вся эта уйма лиц выскакивает из поезда с Седьмой авеню, проносясь мимо автомата с мороженым «кинг сайз», и турникеты начинают трещать так, как будто весь мир разламывается, напоровшись на рифы. Четыре шага после турникетов народ делает плечом к плечу, заходя на эскалатор, несущий всех к поверхности по гигантскому дымоходу, полному плоти, шерсти, фетра, кожи, резины, буквально дымящегося «алюмикрона»[23], а также крови, что проталкивается по старым и склеротичным артериям всех окружающих в форсированном спринте от избытка кофе и отчаянной попытки выбраться на поверхность из подземки в час пик.
В этом классический Вулф – он конструирует мир, в котором склеротичный противопоставлен эротичному, где восклицательные знаки растут, как полевые цветы, где опыт и статус определяются названием брендов. Но подождите! Это еще не все. Пока парочка обнимается, мимо текут вереницы пассажиров:
Тем временем повсюду вокруг них десятки, сотни лиц и тел потеют, топают вверх по лестнице, животами вперед проталкиваясь мимо целой выставки таких новинок технического прогресса, как «зуммеры счастья», «струящиеся пятицентовики», «пальчиковые крысы», «пугающие тарантулы» и ложки с вполне реалистично изображенными на них мухами, мимо парикмахерской «У Фреда», которая находится как раз за площадкой и щеголяет глянцевыми фотографиями молодых людей с вычурными прическами: такие здесь могут сделать любому. Дальше народ вываливается на 50-ю улицу, попадая в сумасшедший дом транспортных потоков, магазинов, витрин с причудливым дамским бельем и краской для волос «под седину», рекламных вывесок, предлагающих выпить бесплатную чашку чая и посетить вскорости разыгрываемый матч между «Зайками Плейбоя» и «Танцовщицами Дауни». Затем все громко топают в сторону Тайм-Лайф-билдинг, Брилл-билдинг или NBC.
Сталкивался ли американский читатель когда-либо с более ярким длинным предложением, более залихватским воспоминанием о нью-йоркском метро, более ошеломительными 119 словами от первой до последней буквы? Если найдете кого-то, я бы взглянул.
Внимательное чтение Вулфа приводит к освоению некоторых стратегий, позволяющих достичь мастерства при написании длинных предложений.
• Если подлежащее и сказуемое главного предложения идут в начале предложения, это неплохо.
• Используйте длинные предложения, чтобы описать нечто продолжительное. Позвольте форме следовать за содержанием.
• Предпочтительно, чтобы содержание длинного предложения было изложено в хронологическом порядке.
• Чередуйте длинные предложения со средними по размеру и короткими.
• Используйте длинные предложения как список или перечень продуктов, имен, образов.
• Длинные предложения нуждаются в редактуре больше, чем короткие. Считайте каждое слово. Даже. В. Очень. Длинном. Предложении.
Писать длинные предложения – все равно что плыть против течения. Однако не это ли делают лучшие писатели? В своем романе «Кольца Сатурна»[24] Винифред Георг Зебальд прибегает к длинным предложениям, чтобы объяснить – и отразить – старинный стиль прозы английского эссеиста Томаса Брауна[25]:
Как и другие английские писатели XVII века, всю свою ученость Браун носит с собой, а это несметные сокровища цитат и имена всех предшествовавших ему авторитетов; он работает с метафорами и аналогиями, выходящими далеко за пределы обычных аналогий, и строит лабиринты тяжеловесных пассажей, растекающихся подчас на две-три страницы и похожих на торжественные и траурные шествия. И пусть ему не всегда удается воспарить, в частности из-за огромного груза, но, когда он вместе со своей кладью поднимается выше и выше, несется по кругам своей прозы, как стриж, подхваченный теплыми течениями воздуха, тогда даже нынешний читатель испытывает чувство левитации.
В 1940-х годах Рудольф Флеш[26] обрисовал эффекты, которые делали предложения «легкими» или «сложными» для прочтения. Он сообщал, что в 1893 году было проведено исследование, согласно результатам которого длина предложения в английском сокращается: «В елизаветинскую эпоху средняя длина предложения на письме составляла около 45 слов; в Викторианскую эпоху – около 29; в наши дни – около 20 и меньше». Флеш использовал длину предложения и число слогов как показатели в его работах об удобочитаемости – эту арифметику Элвин Уайт некогда высмеял в своем эссе Calculating Machine («Счетная машина»). «Писательство – акт веры, – считал Уайт, – а не грамматические приемы».
