– Но они периодически возвращаются обратно. Если вы думаете уговорить охотника пойти по реке, то вы ошибаетесь. Я думаю, что не следует холмеров отправлять к калибанам.
– Почему?
– Не знаю. Просто я так считаю.
– Это не тот ответ, за который мы тебе платим.
– Я думаю, что это опасно. Холмеры побаиваются калибанов. А калибаны не любят, когда их беспокоят.
– Холмеры охотятся на калибанов.
– Они торгуют кожами. Но калибаны бывают разные.
– ?
– Коричневые и серые.
– Какая разница?
– Холмеры знают. Они охотятся на серых.
– Что знают?
– Этого я не могу сказать.
– Эти снимки, – осторожно заговорил Спенсер, – сделали мы с Джином, когда подходили к кургану. Одни. После того как мы вернулись к отряду, за нами по реке приплыл калибан. В него выстрелили. Джин сказал, что это коричневый калибан, и стал настаивать, чтобы мы быстрее ушли оттуда. Что ты скажешь на это?
Дин долго смотрел на него с омертвевшим лицом.
– И что потом?
– Мы ушли.
– Надеюсь, что и он тоже. Побыстрее и подальше от того места. Так что он теперь не скоро придет к вам.
– Почему!
– Он очень напуган. Я думаю, он больше никогда не придет.
– Неужели он так боится?
– Да.
– Кого? Калибанов? Привидения?
– Того, чего следует бояться. Холмеры знают. Я – нет. Но вы не выходите за ограду. И солдат не посылайте.
– Думаю, что не воспользуюсь твоим советом. А ты считаешь, что поиски Джина будут безрезультатны?
– Вы не найдете его.
– И все же ты слушай, что говорят люди. Слушай все разговоры о холмерах. Хочешь, я дам тебе право выходить за ограду?
Дин осторожно покачал головой.
– Нет. Мне не надо.
– Жители города раньше ходили в холмы?
– Нет.
– А если мы будем тебе хорошо платить?
Дин сидел неподвижно.
– Все знают, что я из-за ограды. И если холмеры узнают, откуда я...
– Думаешь, тебя убьют?
– Не знаю, что они сделают.
– Хорошо. Я подумаю об этом. Возвращайся в город и внимательно слушай.
Дин встал, пошел к двери, оглянулся. Казалось, он хотел сказать что-то, но не сказал и вышел.
Спенсер долго рассматривал фотографии.
Калибаны прошлой ночью пытались пробраться за ограду. С тех пор как силы Альянса прибыли на планету, такое случалось впервые.
Возможно, это предостережение.
14. Год 89, день 208
Берег Стикса
Или он сошел с ума, или сойдет в ближайшее время, здесь в темноте, в тишине, только иногда прерываемой шорохами и дыханием. Но с ним остался только его здравый рассудок. Его притащили сюда, и теперь его окружали только земляные стены туннеля и абсолютная бесконечная ночь. Пальцы его были поранены и, видимо, кровоточили. Он пытался прорыть себе путь на свободу или хотя бы земляную нишу, куда мог бы забиться спиной и обороняться против своих врагов. Он понятия не имел, в каком направлении копать, насколько глубоко его затащили под землю. Был момент, когда он нашел камень и даже ударил одного из похитителей, но они жестоко отомстили ему, а затем он вдруг ощутил на себе тяжелое дыхание калибана. Тот ударил его носом, опрокинул на спину, и тут Джин понял, что какое-либо сопротивление тщетно и ни к чему привести не может. Тяжелая лапа с когтями, придававшая ему грудь, окончательно убедила его в этом. Нет, сопротивление бесполезно. Однако он не мог понять, почему его не убили.
Он хотел сам покончить с собой, выкопать себе могилу, задохнуться в ней, но похитители услышали, пришли, откопали его. Он был уверен теперь, что они слышат все, что он делает, поэтому теперь лежал спокойно, без движения.
Ему приносили сырую рыбу, чтобы поесть, воду, чтобы попить. Вода, конечно же, была нечистая, затхлая. Видимо они все-таки старались сохранить ему жизнь. Для чего?
Ему все время было холодно. Грязь засохла на его коже и одежде, в волосах. Вся одежда порвана, и он тщетно старался закутаться в нее, чтобы согреться.
Наконец, он ослабел, окончательно выбился из сил и стал лежать неподвижно. Иногда все тело его сотрясали спазмы рвоты. Сырая рыба и нечистая вода были непривычны для его желудка.
Казалось, что он здесь находится целую вечность.
И наконец за ним пришли. Сначала он подумал, что ему несут пищу, но сырая рыба отвратительно пахла, а сейчас запаха он не ощущал. Джин понял, что пришли за ним. Он лежал неподвижно, но сердце его учащенно забилось. Может, будет больно, но затем боль пропадет и не вернется никогда.
