В комнату вошла женщина в красивом платье, и пахло от нее так, как пахло от всех людей, живущих в домах на базе. Это не был запах грязи и дыма.
– Ты останешься здесь на ночь, – сказала она. – Ты все делал хорошо, и мы хотим задать тебе еще вопросы.
Он не знал, почему, но ему понравилось, что он все делал хорошо. Но ему было всего тринадцать лет, и мать будет беспокоиться о нем. Она подумает, что с ним что-нибудь случилось.
Но База была важнее, и он остался.
Теперь вопросы были не о буквах. Теперь они расспрашивали его о нем, о том, что он считает правильным и неправильным, они расспрашивали его о таких вещах, о которых он никогда не думал и не слышал.
Они спрашивали и спрашивали его, и у него очень устала голова. В нем что-то сломалось, и он сделал то, что не делал никогда перед чужими людьми – он заплакал. И даже тогда они задавали ему вопросы. Постепенно он успокоился и отвечал им, внезапно обнаружив изменения в себе. Видимо, он стал другим потому, что захотел стать иным, чем люди из его деревни. Прошло время, и ему наконец позволили поесть и отдохнуть.
Утром, когда он проснулся – а может, это было не утро, так как в доме не было окон, его привели в комнату и посадили перед машиной. Ему казалось, что он уснул снова, а машина вводила в его мозг информацию. Она учила его, рассказывая, какие бывают миры, и что это за мир, где он живет.
Когда это закончилось, мальчик хотел идти домой. Ему сказали, что мать прислала ему еду. Она знает, где он, и знает, что с ним все хорошо. Ей объяснили, что мальчику нужно остаться здесь несколько дней.
Он ел хлеб, присланный матерью, и слезы текли по его щекам. А он даже не старался остановить их. Ему даже не было стыдно, что чужие видят его слезы. Он был уже не ребенок, хотя и не взрослый. И когда он вернется в свою деревню, он уже никогда не будет таким, каким был прежде. То, что сломалось в нем, уже никогда больше не восстановится. И что он сможет сказать в деревне? Что он видел звезды? Узнал другие миры? И что мы отличаемся от людей тем, что не учимся, ничего не знаем, потому, что наш мир мал, очень мал. И мы тоже ничтожны.
Он был спокоен на занятиях. Он учился, слушал ленты. Он делал все, что мог, надеясь, что люди сделают его новым, похожим на них. Других надежд и желаний у него не было.
– Ты очень способный, – говорили ему. – Ты умен.
Это приводило его в восторг.
Но мать заплакала, увидев его таким тихим и спокойным. Она впервые плакала перед ним. Она обняла его, сидя на кровати – а это было единственное место, где можно было сидеть в их маленьком домике, она взяла его голову в руки, вглядывалась в его глаза, пыталась понять, что с ним стало.
Она не могла понять. И это приводило ее в ужас.
– Мне дали кредит в магазине, – сказала она, всхлипнув. – Теперь мы можем купить тебе хорошую одежду.
Она стала прибирать в доме, все мыла и чистила, как будто это могло вернуть мальчика. Она мыла полы и стол, стирала одежду, выбивала матрасы. Дин помогал ей, носил воду. А любопытные соседи смотрели, что происходит.
Она закончила только тогда, когда старенький дом засверкал чистотой. Они поели вместе, стараясь быть матерью и сыном.
– Они хотели научить меня писать, – сказал мальчик, – но я уже и так умею.
– Мой дед научил меня писать, – сказала мать. – Он был человек. И мы с тобою люди. Как они.
– Они сказали, что я способный.
Мать подняла голову и встретилась с ним взглядом.
– Конечно, – сказала она.
Но он был другой. Ему было не о чем говорить с матерью. Он был одинок, так как знал много такого, чего здесь никому не мог сказать.
Он сидел за грубым столом напротив матери, ел суп и очень боялся, чтобы она не узнала, каким чужим ей он стал.
11
– Психологические тесты, – сказал шеф, – не показали никаких остатков политического сознания. У него нет симпатий к Союзу. Он просто не знает о нем. Так что от семейных привязанностей в нем ничего не осталось.
– Мать его занимает такое положение, что имеет право на двухместный дом, – сказал представитель отдела безопасности, который сидел тут же. – Она одна. Все время одна. Говорит, что отец ребенка холмер и она не знает, кто он.
