Ему вовсе не хотелось идти в лагерь. Он не мог себе представить, как он придет и спросит у ее отца:
– Пардон, сэр. Ваша дочь вернулась домой? Я был с нею в холмах. Затем я ушел, оставив ее, а когда вернулся, ее уже не было...
Он никогда не видел Гуттиериза злым и совсем не хотел видеть его лицо или лицо Фланаган в этот момент. Однако выбора у него не было.
Затем он перебрался через городские стены и побежал по освещенной дороге. Кто-то окликнул его:
– Эй! Ты из лагеря ази?
Он остановился и узнал охранника Масу.
– Да, сэр, – ложь и полуложь. Он на самом деле жил когда-то в лагере ази.
– Пропала девочка. Джейн Фланаган-Гуттиериз. Она ушла утром и до сих пор не вернулась. Ее нет там?
– Не знаю, – ответил он, и по спине его протекли струйки холодного пота.
– Возвращайся и скажи там об этом.
– Я соберу группу для поиска. – Джин чувствовал, что им овладевает страх. Люди Главного Лагеря обнаружат все, от них ничего невозможно скрыть. Они узнают, что он и его братья повинны в пропаже девушки. Он не знал, что предпримут люди Главного Лагеря при этом, но понимал, что ничего хорошего их не ждет.
6
Солнце взошло. Второе солнце с тех пор, как пропала Джейн. Гуттиериз сел на траву, вытер лицо и достал флягу, чтобы промочить пересохшее горло. Они шли цепью – все члены поисковых партий. Они обыскивали все, территорию между лагерем и утесами, между лагерем и рекой. Жена подошла к нему, опустилась рядом и тоже достала флягу. Вид у нее был ужасный. Страдание застыло в глазах.
Оперативники шли вместе с ази, которые хорошо знали территорию. Здесь же были молодые ази, которые пришли к Гуттиеризу и Кэт, чтобы признаться во всем. Кэт пригрозила, что пристрелит этих ази. Но мальчики искали всю ночь и подняли на ноги всех, кого могли.
Джейн... Этот мир дал им эту девочку. Но Джейн мыслила так, как вся молодежь Геены. Она думала только о настоящем Геены. Они никогда не видела города. Ее не интересовали занятия наукой. Она жила только настоящим моментом. Если она что-либо хотела, то должна была получить немедленно.
– Зачем учиться? – говорила она. – Что толку знать все это? Мы же живем в этом мире, а не в другом. Я здесь родилась. Зачем мне знать о Сытине?
Прошел день, ночь. Уже кончался следующий день, а с ним таяли надежды. Кэт не говорила ничего. Она просто прислонилась к мужу, опустила голову.
– Многие убегают, – сказал он. – Убегают в холмы. Может, это пришло в голову и ей.
– Нет, – сказала она резко, тоном, не допускающим возражений. – Только не Джейн.
– Тогда она заблудилась. В курганах это просто. Но она знает, что есть, как выжить – я учила ее.
– Она могла упасть и сломать ногу, – сказала Кэт. – Может, сидит в сырости, где невозможно разжечь костер.
– Все равно она сможет выжить. Даже если у нее сломаны обе ноги, она все равно найдет в пределах досягаемости пищу и воду. Это самое лучшее, если она сломала что-нибудь. Тогда она просто ждет нас. Ведь она умная девочка, наша Джейн. Она родилась умной девочкой, наша Джейн. Она здесь – так всегда она говорит сама.
Они делали все, чтобы вернуть себе мужество, укрепить надежды.
7
Джейн вскрикнула и проснулась от собственного крика. Она проснулась в темноте, ощутила запах земли и тут же вспомнила руки, ощупывающие ее... А сейчас вокруг тишина, ни звука поблизости, ни дыхания. Ничего, что говорило бы о присутствии человека рядом.
Некоторое время она лежала, прислушиваясь. Глаза ее были бесполезны в такой темноте. Видимо, ее заволокли слишком глубоко. Тело у нее болело. Интересно, сколько сейчас времени? Ей казалось, что солнце она видела целый век назад. А после этого был кошмар, долгий кошмар обнаженных тел, многочисленных совокуплений, в темноте настолько кромешной, что ей казалось – света она больше не увидит никогда. Она была совершенно беспомощна. Все ее чувства были парализованы. Даже разум отказывался работать.
Она долго лежала, собираясь с мыслями и привыкая к тому, что Привидения сделали с нею, что хотели, и ушли. И она теперь осталась здесь одна. Ей казалось, что сердце ее стучит так громко, что заполняет все подземелье. Джейн уже перешла порог страха, но теперь поняла, что есть нечто худшее, чем страх – быть одинокой и брошенной. Никогда раньше она не ощущала ужаса одиночества, и вот теперь оно нахлынуло на нее, как вихрь.
