— Остальные!!! — рявкнул бандит.
Второй частник и полицейский повторили действия старшего.
— Ногами к стене стволы откинули, а сами легли мордами в пол!!! — заорал Шкаф.
Обезоруженная группа безмолвно выполнила приказ.
— Так! — сказал Шкаф. — Мы сейчас уйдем. Если все нормально, то терпил у подъезда бросим. Трупы нам не нужны. Своих внизу оповестите. Если дернутся — всех положим.
Показав террористам ладони «я не представляю угрозы», полицейский вытащил рацию и скомандовал немного дрожащим голосом.
— В квартире вооруженные люди. Взяли хозяев в заложники. Сейчас будут выходить. Обещают сохранить жизни… Пусть выходят, ничего не предпринимать.
— Принял! Пусть выходят! — через несколько секунд, зашипев, ответила рация.
— Все, двинули! — скомандовал Шкаф.
Два бандита и три заложника плотной группой начали спускаться по лестнице.
* * *
Держа «на стволах» заложников, они спустились на первый этаж и замерли на выходе из подъезда.
Шульга контролировал Леру и Лесникова. Ему не нравилось все то, что сейчас делал Ричер. Положа руку на сердце, операция организована была предельно бездарно, но командир, отдавая себе отчет, что все пошло по п*зде, вместо того чтобы с порога пристрелить объект и уйти, с тупым упорством продолжал обставляться под ограбление. Они прозевали приезд невестки, не учли, что Лесников может каким-то образом подстраховаться от нападения, и вот результат. Теперь им приходится уходить, прикрываясь женщиной и ребенком, чьи жизни подвергались смертельной опасности. Ведь в такой ситуации достаточно случайного выстрела, и дело закончится страшной кровавой баней. Но даже если все сложится, худо-бедно, без жертв, ребенок на всю оставшуюся жизнь получит тяжелую психотравму.
«И пусть кто-то из украинских военных попробует стрелять в своих людей, российские военные будут стоять позади людей, не спереди, а сзади» — это сказал не кто-то, а вражеский президент. Докатились, бл*, ликвидаторы! Однако Шульга молчал. В критической ситуации нет ничего страшнее, чем начать обсуждать решения или же не исполнять приказы. Все сложилось как есть, и с этим ничего не поделаешь. Теперь им нужно просто уйти.
Ричер тихо произнес в рацию:
— Мы готовы. Как увидишь, что выходим, сразу же подъезжай.
И открыл дверь, выставив в проходе ребенка.
На улице было уже темно. Дождь усилился и падал на асфальт частыми каплями. Мокрые охранники у подъезда укрывались за своими машинами, используя их как защиту. Один гражданский с травматом, угрозы не представляет. А вот полицейские вооружены «ПМ» и «Ксюшей»…
Ричер с девочкой вышли под козырек подъезда, вслед за ними Шульга вытолкнул наружу полковника и женщину. Две группы вооруженных людей остановились, молча оценивая друг друга. Через секунду-другую между ними, сделав крутой вираж, втиснулся белый фургон.
— Бабу оставь, мужика внутрь! — скомандовал Ричер.
Шульга с огромным облегчением отпустил Леру, втолкнул в отъехавшую дверь «фольксвагена» Лесникова, забрался сам. Вслед за ним в машину запрыгнул и Ричер.
— Вперед, уходим!
Еврей рванул.
Машина, визжа покрышками, стала набирать скорость.
Одновременно Ричер развернул Лесникова лицом к открытой двери и выстрелил три раза подряд в затылок полковнику.
У тела, упавшего в лужу, почти не было головы.
Вдалеке послышалась короткая очередь, что-то стукнуло по корме. Вероятно, по колесам стреляли, хотели остановить. Но это было уже не важно.
Ричер задвинул дверь, отрезав находящихся в салоне от уличных шумов.
— Отрываемся!
Машина скатилась вниз по брусчатке крутого спуска на Бассейную. Нарушая все правила, пересекла поток, идущий от бульвара Леси до Бессарабки, и рванула по Эспланадной, мимо стадиона в сторону Протасова Яра.
— Все вроде! — сказал Еврей после того, как они, остановившись в тихом месте, сменили номера и содрали с бортов маскирующие наклейки. — Машина засвечена, будем жечь, командир?
— Нет! — подумав, ответил Ричер. — Это тебе не «Следствие ведут знатоки». Дождь на улице, целиком не сгорит. К тому же мы в городе. Посреди ночи на пожар тут же всякие МЧСы прискачут, потушат, начнут копать.
— Так что — просто бросим?
