Мне кажется, что в последние годы жизни единственное, что поддерживало Георгия Константиновича, обеспечивало ему жизнеспособность, была работа над книгой "Воспоминания и размышления". При каждой редкой встрече он неизбежно сводил разговор на прошлое, делился, как он описывает тот или иной эпизод минувшей войны. Он советовал и мне заняться мемуарами, совершенно упуская из виду, что мне нужно было работать, чтобы прокормить семью.
Книга Жукова вышла в 1969 году. Он безмерно гордился сделанным, говорил, что в последующем издании что-то изменит, добавит, исправит. Вручение экземпляра с дарственной надписью мне гордый автор сопроводил небольшой речью. Но прежней энергии больше не было. Опала, почти полное забвение, видимо, начали сказываться на Георгии Константиновиче. Что особенно удручало - все нараставшее всепрощение. При таком настрое немудрено, что Г. К. Жуков угасал. На глазах. Я с прискорбием замечал во время очередной встречи после длительных разлук беспощадные следы времени.
18 июня 1974 года Георгия Константиновича не стало. В эти дни я случился в Москве и прошел через зал в Доме Красной Армии, простился с покойным. На похороны на Красную площадь пропуска не дали.
Мое дело - гонять тяжелые грузовики по Европе. Когда шел по трассе на Берлин, мысленно перевоевывал минувшую войну. Не преувеличиваю, чуть не от Москвы был знаком каждый поворот, пройденный в свое время рядом с маршалом. Переименованный на польский манер в Гожув-Велькопольски, отвоеванный нами для Польши, для меня оставался все тем же Ландсбергом, немецким городом, в котором в 1945 году стоял гордый штаб 1-го Белорусского фронта в канун штурма столицы "третьего рейха".
Кому нужно, знали о том, что я работал у Г. К. Жукова, отсидел за него, а люди эти обладали цепкой памятью. Хотя "Совтрансавто" обслуживало перевозки и в капиталистические страны, я как "невыездной" не смел и помыслить о них. К глубокому сожалению, отразилось мое положение и на сыне.
В 1977 году, отслужив два года в армии, Володя поступил на подготовительное отделение Института международных отношений. Через год был отчислен, на экзамене по иностранному языку нашли, что он отвечает очень "тихо".
Н. Я.: Я прекрасно знаю МГИМО, в 1949 году окончил этот институт, одно время преподавал, защитил в нем докторскую диссертацию, получил профессора, в редкий период в истории МГИМО, когда ректором был порядочный человек Ф. Д. Рыженко. Попытка вашего сына поступить пришлась на ректорство Н. И. Лебедева, железно стоявшего на должном "отборе" студентов. Для детей номенклатуры зеленая улица, "сомнительных", с точки зрения тогдашних властей, - не пускать. Сын водителя маршала Жукова, разумеется, никак не подходил. Избавились методом, отработанным в МГИМО, - срезали на экзамене. Кстати, Колька Лебедев, как прозвали его, исправил "ошибку" прежних ректоров, выгнал меня за "неблагонадежность" из числа преподавателей МГИМО.
Он очень был партийным и принципиальным, этот Лебедев. Поставил милицию у входа в институт, ввел пропускную систему, боролся с курением. Только в короткий период пребывания Ю. В. Андропова во главе государства был разоблачен как проходимец, в свое время подделавший документы об участии в партизанском движении в годы войны, изобличен в различных злоупотреблениях. С позором выгнан с поста ректора.
А. Б.: Тогда становится ясной неудача Володи с институтом. После работы в ваших организациях, имевших отношение к внешнеэкономической деятельности, Володя, разочаровавшись в людях, занятых там, пошел по потомственной линии устроился в автосервис. Там, как мне кажется, обрел себя.
Н. Я.: Я видел вашего сына за работой в цехе. Он мастер высшего класса, к которому идут и идут товарищи за советом. Теперь в автосервисе на обслуживании и ремонте машины самых различных марок. У него та природная стать, которая нужна и дипломатам. Спецовка сидит на нем удивительно ловко; в очках с золотой оправой, с иронической улыбкой он просто красив, само олицетворение той профессии, куда его не пустили Лебедевы. Начитан, отличный полемист, интеллигент высшей пробы, каких мы не видим в дипломатах нынешнего розлива.
