1612. Минин и Пожарский. Преодоление смуты - страница 83
Труп Рузского при эксгумации места массовой казни заложников не был опознан.
Есть масштабная историческая тайна – отчего пала Российская Империя? Ответ на этот вопрос будет звучать в каждую историческую эпоху по-своему, и поиск ответа на этот вопрос беспрерывен. Это то же, что и поиск смысла русской истории, поиск русской идеи. Он никогда не заканчивается.
Георгий Александрович Атарбеков (Псевдоним «Железный Геворк»)
Отчего погибла Российская Империя? На этот вопрос отвечают либо томами исторических исследований, либо каким-то отдельным особенно приглянувшимся доводом, либо простым и ясным: «Божиим попущением за отступление от веры». После этих ответов следует еще больше вопросов, среди которых главный: почему на месте империи Белого Царя возникла империя Красного Тирана? Почему Империя все же до конца не умерла, а скрылась под названием Советский Союз? Почему после разрушения СССР из-под этой оболочки освободилась не Империя, а коррупционная «вертикаль», дополненная дезориентированной «горизонталью» народа, лишенного исторического самосознания? Ушла ли Империя навеки? Если да, то почему мы все еще говорим о ней, почему немало тех, кто мечтает об Империи и проклинает разрушившую ее революцию?
В советскую эпоху мы имели простейшую схему Ленина об истоках и предтечах революционного движения в России – «декабристы разбудили Герцена, Герцен ударил в свой «Колокол», развернул революционную агитацию…». Эта схема не выдерживает критики. «Колокол» имел популярность в русском обществе в краткий период с 1857 по 1862. Три десятка лет, отделившие «Колокол» от декабристов, – это целое поколение, которое никак с декабризмом не связано. Ни идеями, ни социальными настроениями. Не так примитивна история, как она представлялась большевистскими, а потом советскими пропагандистами!
Историческая эпоха Империи закончилась не по воле партии рабочего класса и не в силу «железного» исторического закона, менявшего формации, как это означено в марксистской доктрине. Страна должна была возродиться и пойти вперед с новой силой, переступив из аграрно-традиционного общества в индустриально-современное. Она могла обойтись без революции и гражданской войны, могла не порушить национальной традиции, могла изжить вирус нигилизма. Могла, но не справилась.
Система была хрупкой в переходный период от народа к нации – к тому естественному «ежедневному плебисциту», который осознанно причисляет человека к общегосударственной политической общности. Столыпин тогда говорил: дайте нам 20 лет спокойствия, и Россия будет величайшей страной мира. Действительно, русский народ вошел в XX век вторым по численности после китайцев, Россия – как пятая по мощности экономика. Понятно, что это была величайшая держава с великолепными перспективами. Что осталось от нее теперь, мы знаем. Следующая эпоха оказалась сравнительно недолгой, ее стержень – менее прочным, чем имперский. «Ежедневный плебисцит» в советский период так и не возник, советская нация не состоялась, проблема национального строительства была отодвинута не неопределенный срок или решалась негодными методами – утверждением противоестественной «новой исторической общности советского народа».
Приготовление к национальному строительству имело в России один из неконтролируемых властью симптомов – нарастание праздных слоев общества, среди которых было не только освобожденное от службы дворянство, но и новые образованные слои, созданные университетским образованием, но не поглощенные службой и не приставленные к делу. В николаевскую эпоху они принуждались к службе даже в порядке наказания за крамольные мысли и пропаганду революции. Офицеров отправляли служить на неспокойный Кавказ, гражданских – в сибирские и северорусские губернии. В эпоху Александра этот слой невероятно разросся и в одной из своих составляющих создал народовольческий террор. Все это не слой революционеров, предопределенный каким-то историческим процессом, не продукт классового антагонизма, не результат социальных противоречий. Это был слой тех, кого Достоевский называл «праздномысленные риторы». У них не было никакой программы, никакого видения будущей России – только неприятие над собой какой-либо государственной воли, закона и порядка. Это достаточно видно из сочинений Герцена («Былое и думы») или народовольцев (мемуары Н. Морозова, к примеру). Был узкий слой ничтожеств, который взят большевиками в свои предтечи только для того, чтобы самим не выглядеть такими же ничтожествами, без какой-либо причины объявившимися на русской земле.
