Я вышел в коридор, ведущий к выходу и свернул в туалет. Кабинки заметил еще заходя и вдруг стало ясно — вентиляционные окошки выходят почти на тот самый кусок забегаловки, где есть телефонный аппарат. Извини, Роецки, не люблю игр в темную, особенно когда меня заставляют в них участвовать.
— …да, он так и сказал — Смит, высокий и худой. Да, босс, поняла. Да, он был среди наших, приглядывающих за институтом. Да… сейчас выезжаю.
Много я не узнал. Но и так хорошо, а теперь быстро успеем на улицу, стараясь не дать Роецки заподозрить меня в чем-то нехорошем.
Я закурил, крутя головой по сторонам и…
И уставился на странно знакомую рожу, занимавшуюся тем же через дорогу и, так же удивленно, уставившуюся на меня. Стоп, а не тот ли это наемник СиКей, что желал денег со старика Мо? Стоп.
Громила, недавно схлопотавший от меня, был одет в форменную куртку с брюками, серые и незаметные. Вот только над правым нагрудным карманом, золотясь свежими нитками, так и вопила о себе небольшая эмблема со стилизованными горами и большими буквами, почему-то упорно складывающимися для меня в аббревиатуру той самой конторы, куда мы двигались изначально — «Компании перевозок Аппалачей и Скалистых гор». Так не бывает, даже дуракам так не везет!
Громила развернулся и задал деру в обратную сторону.
— Кроу! — донеслось сзади, но я не остановился. Бежишь, дружок? Значит, есть из-за чего.
«Надо бросать курить!» — вдруг подумалось через сотню футов. И ведь верно, пора бы…
Громила знал эти места как свои пять пальцев и бежал в очень правильную сторону. К еще стоявшей на небольшом пустыре самой настоящей осенней ярмарке. Такой, знаете, американской народной забаве с тыквами, корнеплодами, чертовой кукурузой, цветастыми торговыми павильончиками с корн-догами, содовой и имбирным пивом, обязательными сраными карусельками и винтовочной пальбой по мишеням. Веселое место, часто многолюдное, но не сейчас. Кому же захочется идти смотреть на невеселых клоунов в такую слякоть?
Он убегал, стараясь затеряться между палаток, но не выходило. Я сел на хвост, жутко злой именно на этот кусок дерьма, уже испортивший мне жизнь и попавшийся снова. И уж чересчур странным стал мне казаться тот его визит к Мо. Пахло самой настоящей поставой с западней. И это меня злило.
Громила сделал ошибку один раз, выскочив на пустую прямую за рядом тентов с палатками. А мне надоело бегать. «Астра» удобно улеглась в руку и…
— Стой!
Роецки оказалась рядом, ударила по стволу. Пистолет грохнул, пуля улетела куда-то вверх, а громила развернулся и оказался тоже не пустым. «Люгер» уставился на нас. Я успел свалить Роецки, вжав ее в мокрую землю и выстрелить первым. Чертова везучесть…
Девять миллиметров в плечо — это не просто так. Громилу откинуло в сторону, он даже взвизгнул, совсем как мальчишка, получивший ремнем. Я попал куда и целился — в правое плечо, и «люгер» валялся в стороне. Роецки, матеря меня совершенно не аристократично, вырвалась и кинулась к нему, почему-то стараясь бежать быстрее. Когда мы добрались до этого дурака, стало ясно — Роецки несомненно знает больше меня, потому и торопилась.
Руны, чаще всего, просто след времени, оставшийся на камнях, дереве, кости или металле. Но, иногда, руны становятся тем, чем являются лишь в умелых руках. Вестниками судьбы, защитниками или убийцами. И трогать их, отчеканенных поверх неровной пластинки, было самой настоящей глупостью. Ну, либо осознанной необходимостью.
Они разгорелись красным еще когда мы подбегали. До громилы оставалось футов десять, когда он странно покраснел, задергался в судорогах и упал, выплюнув ручеек крови.
— Срань Господня! — ругнулась Роецки. — Да что же так не везет!
