Моросило, так же привычно, как моя спутница считает себя королевой. Или, как минимум, графиней. Попробуйте переубедить Роецки в ее значимости и получите много интересного про себя. Попробуйте проигнорировать чертову морось, привыкнув к ней и заработаете насморк.
Роецки, ступавшая резко, как на плацу, говорила и говорила. Причем, так же жестко, как с нашим Вороном, и это, вот ведь, не было чем-то из ряда вон. «Миз», как чаще всего называли ее в участке. Почему? Все просто: Агнесс Роецки была бы отличной рабовладелицей.
Масса, миз, Джимми — сленг Юга. Рабовладельческого Юга, не павшего, а заключившего соглашения с Севером. САСШ и КША, Северо-Американские Соединенные Штаты и Конфедерация, существовавшие бок о бок со времен Договора, имевшие президента-янки и вице-президента-дикси.
И здесь, на севере Штатах тридцатых, эти слова применялись редко. Не то, чтобы тут водились «Черные пантеры», здесь не имелось Мартина Лютера Кинга, нет. Все проще и обыденнее: невозможно нормальное существование двух миров, живущих рядом, если кого-то презирают из-за цвета кожи, а в Ковене легко найдется черное лицо. Пусть малефики-афро и не вмешивались в политику, не пытались запретить законы Джима Кроу, с их «лавка только для белых» и «цветные едут на задней площадке». Малефикам этого не требовалось, они были своими из-за силы, умения и власти.
Так вот, Агнесс Роецки, родись она на Юге, точно стала бы хозяйкой плантации и ее работникам никто бы не позавидовал. Кличку «миз», за глаза, ей дал Сент-Клер. А уж кто-то, а Сент-Клеру, выросшему в Луизиане, было хорошо известно — кто заслуживал такого обращения.
— Ты слышал что-то про этого типа, как его?
— Люциус. Нет, не слышал.
— Почему ведьмы всегда выбирают себе такие странные имена? — посетовала Роецки. — Люциус. Это явно измененное имя Люций, латинское и архаичное. Звучит глупо, претенциозно и выдает в своем хозяине надутого индюка.
Роецки, рассуждающая на ходу и идущая уже по самой окраине Манхэттена, остановилась.
— Что?
Соккоро сдал какого-то мутного типа, постоянно крутящегося вокруг старого негритянского кладбища в Гарлеме. Казалось бы — что тут такого? Ну, за исключением самих его интересов, носящих странный оттенок? Да как сказать…
Мир, где я живу сейчас — необычный. И дело не только в политической географии, где на одном континенте уживаются США с КША, нет. И не в истории, где салемские ведьмы были настоящие… Про это, правда, знают все же не все. Необычность мира в простом, окружающем меня.
Старое негритянское кладбище Гарлема, где хоронили рабов, их свободных потомков и редко пользовались сейчас. Что в нем опасного, там же едва заметные могильные камни, заросли кустов и остатки костей. Не скажите.
Договор регламентирует вся и всех, связанных с миром Старых, с миром Других. В Ночном городе есть Ковен, кланы, семьи и одиночки. Большинство из них законопослушны и не суются на рожон. Некоторые соблюдают Договор и прочее только когда им удобно, осставляя процентов двадцать-тридцать наших клиентов. А вот остальные… остальные как раз те, кто старается не светиться, нигде не состоять на учете, залетные мутные типчики с цыпочками и так далее.
Не говоря о совсем уж отвратительных сущностях, живущих на территории Джерси и Города еще со времен Нового Амстердама и не желающие якшаться с людишками из 13 вообще. Да и со своими общающиеся редко. И таких, традиционно, больше всего среди цветных. Гаитянкое вуду, вылезшее последние несколько лет отовсюду, цветочки рядом с совсем черными обрядами Черного континента. А у если таких колдунов с ведьмами умудрялись прятать рабы… Представьте, каково тяжело искать даже не следы, последыши их деятельности среди свободных граждан великой Америки.
Чаще всего, если уж выпадал срок или кто-то умирал не своей смертью, их хоронили на том самом старом кладбище. Как известно — колдуны, ведьмы, Старые созданья, они все разные. Кого-то отправят на шесть футов под землю в саване, скрученном цепями и в гробу, обитом железом, кого сожгут, а сверху засыпят солью да зальют святой водой, а кому, такое случается, положат с собой весь его инвентарь, да еще добавят пару-другую слуг для загробной жизни. Наш Город — тот еще адский котел, и варево темное до самого дна.
