Авторов статьи я поддерживаю не во всем. По-моему, урбанизация, в худшем случае, может доставить населению Стамбула проблемы с движением на дорогах, питьевой водой и с чем-то в этом роде. Я не думаю, что окруженные со всех сторон небоскребами стамбульцы могут отдаляться от природы и лишаться эстетического вкуса. Здесь, по меньшей мере, есть море и красивый залив, разделяющий город на две части. Если тебя начинает одолевать тоска, то можешь прийти к этой изумительной синеве…
Я уверена в том, что этот чудный город, являющийся когда-то столицей 4-х империй – Римской, Бизанской, Латынской и Османской, и находящийся на стыке Европы и Азии, занимает самую благоприятную территорию в мире. Тот факт, что город расположен на высоте и охватывает два континента, а также имеет наземный путь из Европы в Азию и водный – из Черного моря в Мраморное, а оттуда – в Средиземное, является большим преимуществом Стамбула.
Голос Ясемин отрывает меня от раздумий:
– Подружка, ты что это разговариваешь сама с собой, как наш шофер Мехмет?
Значит, я говорила вслух, сама того не замечая…
Откладываю газету в сторону и обращаю внимание на стрелки часов…
Гость Онур-бека, попрощавшись, уходит. И вскоре у него звонит телефон:
– О, Гачай-аби, привет!
Я вздрагиваю. Сердце начинает биться. Не тот ли это Гачай, сотрудник Пенитенциарной службы Минюста, приехавший из Баку? Я еще просила его узнать о судьбе Ильгара, которого арестовали за употребление наркотиков…
Хоть бы узнала что-нибудь о нем…
Но нет… Лучше, чтобы он ничего не сказал, чтобы забыл про мою просьбу…
Онур-бек начинает говорить громче:
– Что ты сказал? Выполнил просьбу нашей сотрудницы-азербайджанки? Отлично!
У меня сердце начинает сильнее биться.
– Говори номер, я записываю…
Онур-бек что-то записывает на бумажке. Потом что-то еще говорит и прощается.
Он встает со своего стула и подходит ко мне, кладет мне на стол бумажку с мобильным номером и говорит:
– Наиля-ханум, я вынужден огорчить вас. Состояние человека, которым вы интересуетесь, не отрадное. Гачай-аби нашел его обросшим и больным. Полтора года, как вышел из мест лишения свободы. В настоящее время нигде не работает… Он в отчаянии…
Не помню, когда кончается работа, и я иду домой. Что дает на ужин мне с Озлем Айше-абла, смотрю ли телевизор, а если и смотрю, то, что именно. Ничего не помню.
Весь день я в смятении. Несколько раз протягиваю руку к мобильнику, думаю отправить СМСку и каждый раз воздерживаюсь: «Нет, не надо, ты снова обречешь себя в пламя, ты можешь сгореть», – говорю себе.
Не знаю, каким образом догадывается Озлем о моем состоянии.
– Тебе про Ильгара что-то сообщили? – спрашивает она, а потом говорит спокойно: – А если и сообщили, то забудь, прошу тебя.
Я вынуждена рассказать ей, что узнала от Онур-бека. Она готова расплакаться:
– Най, твое будущее с Араз-беком. Ты стоишь на пороге счастья. Не надо совершать необдуманных поступков. Человек, погубивший когда-то твою жизнь, сам сейчас гибнет. Что он может дать тебе, находясь в таком состоянии? Какого счастья от него ты можешь дождаться?
Я в слезах обнимаю подружку:
– Я ничего не хочу от него. Просто мне жаль человека…
Ложусь в постель с телефоном в руке, а палец мой на кнопках для сообщений.
«…Состояние человека, которым вы интересуетесь, не отрадное. Гачай-аби нашел его обросшим и больным. Полтора года, как вышел из мест лишения свободы. В настоящее время нигде не работает… Он в отчаянии…»
Я всхлипываю…
Вспоминаю все – наше первое свидание, дни, когда пьянели от любви, как были счастливы. Все возобновляется в моей памяти…
Терпения моего хватает лишь до 03.48. Дрожащими пальцами я отправляю ему сообщение:
«…Это письмо пишу тебе я – Наиля!»
Я намерена написать его до конца, невзирая на то, что от слез мутнеет в глазах, пальцы с трудом ориентируются в клавиатуре, а сердце разрывается.
«Если б ты знал, сколько писем я тебе писала, но потом рвала и пускала по ветру. Бывало, даже с детской наивностью думала, что какой-нибудь клочок дойдет до тебя…
А сколько в мыслях писала тебе, в голове зарождались и там же зарывались эти письма…
