Лу уставился на женщину у камина, и увиденное пришлось ему по вкусу. В свою очередь и донья Хуанита де Элиа ответила генералу пристальным взглядом. А увидела она крепко сбитого одноглазого мужчину с твердым обветренным лицом, седыми волосами и короткой бородкой, в серой, подбитой мехом форме, напоминающей костюм палача. Блестящие на меху капли дождя вобрали в себя запах звериной шкуры, смешавшийся с крепкими, пьянящими запахами седла, табака, пота, ружейного масла, пороха и лошади.
— Генерал, — сказала она вежливо.
— Мадам, — ответил Лу, беззастенчиво оглядывая фигуру в облегающем наряде. — Или мне следует называть вас полковником?
— По меньшей мере бригадным генералом, — парировала Хуанита, — если не маршалом.
— Говорите, двоих? — вторгся Дюко в завязывающийся флирт. — Как вы их потеряли?
Лу изложил события дня, расхаживая по комнате и грызя яблоко, взятое со стола майора. Он рассказал, как отправился с небольшим отрядом в горы на поиски беглецов из деревни Фуэнтес-де-Оньоро и как, покарав испанцев, подвергся внезапной атаке зеленых кителей.
— Их командир назвался капитаном Шарпом.
— Шарп, — повторил Дюко и стал листать толстенную бухгалтерскую книгу, в которую заносил каждую крупицу информации о врагах императора. В этом и заключалась работа Дюко — знать все о противнике и подсказывать способы его уничтожения. И объем его информации был так же велик, как его власть. — Шарп, — повторил он, найдя нужное. — Стрелок, говорите? Есть у меня подозрение, что это тот самый Шарп, который захватил «орла» при Талавере. С ним были только зеленые мундиры? Или еще и красные?
— Были и красномундирники.
— Тогда это он самый. По причине, которую мы пока не установили, служит в линейном батальоне.
Дюко добавил новую запись в книгу, содержавшую сведения о более чем пятистах офицерах противника. Некоторые строчки были перечеркнуты черной линией, обозначающей, что человек мертв, и порой Дюко представлял себе тот славный день, когда все враги — британцы, португальцы и испанцы — будут сметены неустрашимой французской армией.
— Капитан Шарп, — заметил Дюко, — в войсках Веллингтона человек известный. Произведен в офицеры из рядовых — редкий случай в Великобритании.
— Мне наплевать, из какого дерьма он вылез, — я хочу его скальп и яйца!
Дюко неодобрительно относился к личному соперничеству, опасаясь, что оно может помешать исполнению более важных служебных обязанностей.
— Не лучше ли будет, — холодно предложил он, закрывая бухгалтерскую книгу, — если вы позволите мне подать официальную жалобу на факт казни? Веллингтон едва ли одобрит такой произвол.
— Нет, — сказал Лу. — Отомстить за себя я могу и без адвокатов.
Причиной гнева генерала была не смерть его подчиненных, ведь смерть — это риск, привыкнуть к которому должен всякий солдат, — а то, каким образом они умерли. Солдат должен умирать в бою или в собственной постели, но не у стенки, как паршивый уголовник. К тому же была задета гордость генерала — другой солдат взял над ним верх.
— Но если я не прикончу Шарпа в ближайшие недели, можете писать свое чертово письмо. — Выдав скрепя сердце разрешение, Лу продолжил: — Солдат убивать труднее, чем гражданских, да и потом, мы слишком уж долго боролись с гражданскими. Пришло время моей бригаде научиться убивать врага, также одетого в форму.
— Я думала, большинство французских солдат сражаются с другими солдатами, а не с герильерос, — сказала донья Хуанита.
Лу кивнул:
— Большинство — да, но не мои, мадам. Я занимаюсь прежде всего партизанами.
— Расскажите, — попросила она.
Лу поглядел на Дюко, будто испрашивая разрешение, и майор кивнул. Его раздражало взаимное влечение этих двоих. Влечение такое же примитивное, как кошачья страсть, и такое же откровенное. В комнате чуть ли не пахло похотью, и Дюко только что не морщил нос. Оставь этих двоих наедине на полминуты, и по возвращении обнаружишь сброшенные второпях мундиры. Его оскорбляло не столько само влечение, сколько то, что оно отвлекало от дела по-настоящему важного.
— Продолжайте, — сказал он.
Лу пожал плечами, как бы показывая, что никакого секрета в его миссии и нет.
