Я выглянул в щелочку и увидел, что Освальды разговаривают с парнем из «крайслера». В стетсоне, ковбойском платке и богато расшитых сапогах. Одевался он получше, чем хозяин моего дома, но принадлежал к той же породе. Я мог и не слышать разговор — жестов мужчины вполне хватало. Я знаю, что дом не очень, но ведь и у вас с деньгами не густо. Так ведь? Наверное, эти слова не могли понравиться такому известному путешественнику, как Ли, твердо уверенному в том, что его ждет слава, пусть и без богатства.
Розетка находилась у плинтуса. Я вставил в нее штепсель магнитофона, надеясь, что меня не ударит током и не расплавится предохранитель. На магнитофоне загорелась маленькая красная лампочка. Я надвинул наушники и сунул пластиковую миску в щель между портьерами. Если бы мужчины посмотрели в мою сторону, им пришлось бы щуриться против солнца, и, спасибо тени, отбрасываемой карнизом над окном, они или ничего не увидели бы, или заметили бы что-то белое и неопределенное. Я напомнил себе, что надо тем не менее обклеить миску черной клейкой лентой. Береженого Бог бережет.
В любом случае я ничего не услышал.
Уличный шум тоже затих.
Да, отлично, подумал я. Просто изумительно. Премного тебе благодарен, Молчаливый Май…
Тут я заметил, что звук на нуле. Повернул регулятор на максимум, и меня оглушили мужские голоса. Выругавшись, я сорвал наушники, убавил громкость наполовину, вновь надел наушники. Результат превзошел ожидания. Я получил бинокль для ушей.
— Мне представляется, шестьдесят в месяц — многовато, — услышал я Ли Освальда (и мысленно согласился с ним, поскольку Темплтоны платили на десять долларов меньше). Звучал голос уважительно, южный выговор в нем едва улавливался. — Если мы сможем договориться на пятьдесят пять…
— Я уважаю людей, которые хотят торговаться, но даже не пытайтесь, — ответил Расшитые Сапоги. Он покачивался взад-вперед на каблуках, как человек, который куда-то спешит. — Я хочу получить столько, сколько считаю нужным. Не от вас, так от кого-нибудь еще.
Ли и Роберт переглянулись.
— Так давайте зайдем и посмотрим, что тут у нас, — предложил Ли.
— Это хороший дом на семейной улице, — продолжил Расшитые Сапоги. — Только поосторожней с первой сверху ступенькой на крыльце. Она требует небольшого ремонта. У меня много таких домов, и люди не всегда их берегут. Как те, кто жил здесь последними.
Закрой рот, говнюк, подумал я. Ты говоришь о семье Айви.
Они вошли в дом. Голоса пропали, потом появились вновь — тихие, — когда Расшитые Сапоги подошел к окну гостиной. Айви говорила, что именно через него соседи напротив могли видеть все, что происходит внутри, и я готов был подтвердить ее правоту.
Ли поинтересовался, что его потенциальный арендодатель собирается сделать с дырами в стенах. В вопросе не слышалось ни негодования, ни сарказма, хотя слово «сэр» звучало в каждом предложении. Этому уважительному, но бесстрастному тону он, вероятно, выучился в морской пехоте. Ничем не примечательный — такое определение, пожалуй, лучше всего характеризовало его. С такими лицом и голосом он без труда мог просочиться в любую щель. Так, во всяком случае, он вел себя на людях. Только Марина видела другое его лицо и слышала другой голос.
Расшитые Сапоги дал ему какие-то неопределенные обещания, но абсолютно точно гарантировал новый матрас на кровать в большой спальне, потому что прежние жильцы «уехали и сперли» матрас, который лежал там раньше. Он повторил, что желающие на дом, если Ли от него откажется, найдутся (как будто дом не пустовал весь этот год), потом пригласил братьев взглянуть на спальни. Я задался вопросом, понравились ли им художества Розетты.
Голоса на какое-то время пропали и появились вновь, когда они осматривали кухню. Я порадовался, что они прошли мимо Пизанской лампы, не удостоив ее и взглядом.
— …подвал? — спросил Роберт.
— Подвала нет! — ответил Расшитые Сапоги и просиял, словно отсутствие подвала относилось к достоинствам. Вероятно, он действительно так думал. — В таком месте в подвалах накапливается вода. От них только сырость! — Голоса снова исчезли, потому что он открыл дверь черного хода, чтобы показать им двор. Если точнее, пустырь.
