— Мистер Швейцар, вас не затруднит подать мне вон ту книгу, пожалуйста? — попросил я.
— Да, са-а! С ра-адостью!
На полу лежал роман «Записки коробейника», который я взял в публичной библиотеке Нокомиса примерно за неделю до того, как принял решение сделать ноги. Наклейка на пластиковой защитной обложке — «ТОЛЬКО СЕМЬ ДНЕЙ, ПРОЯВИТЕ УВАЖЕНИЕ К СЛЕДУЮЩЕМУ ЧИТАТЕЛЮ» — с упреком смотрела на меня.
Поднявшись в номер, я взглянул на часы и увидел, что еще шесть вечера. Летом библиотека открывалась в полдень и работала до восьми. Междугородный звонок — одна из немногих услуг, в 1960-м стоивших дороже, чем в 2011-м, но детское чувство вины взяло свое. Я позвонил на коммутатор отеля и продиктовал номер библиотеки Нокомиса, напечатанный на кармашке для библиотечной карточки, приклеенном к чистому листу в конце книги. Под номером телефона была надпись: Пожалуйста, позвоните, если задерживаете книгу дольше, чем на три дня. Конечно же, чувство вины еще усилилось.
Моя телефонистка уже говорила с другой телефонисткой. Слышались какие-то тихие голоса. Я осознал, что большинство этих людей не доживет до того времени, из которого я пришел. Потом на другом конце провода пошли гудки.
— Алло, публичная библиотека Нокомиса, — ответила мне Хэтти Уилкерсон, но голос этой милой старушки звучал так, будто она находилась в очень большой стальной бочке.
— Добрый вечер, миссис Уилкерсон…
— Алло? Алло? Вы меня слышите? Междугородный звонок, чтоб его!
— Хэтти? — теперь я кричал. — Это Джордж Амберсон!
— Джордж Амберсон? Господи! Откуда вы звоните, Джордж?
Я уже собрался сказать правду, но интуиционный радар громко пикнул, и я прокричал:
— Из Батон-Руж.
— В Луизиане?
— Да! У меня одна ваша книга! Я только сейчас ее нашел! Я ее вам выш…
— Кричать нет необходимости, Джордж, связь теперь гораздо лучше. Вероятно, телефонистка вставила до упора штекер. Я так рада слышать ваш голос. Слава Богу, что вы уехали. Мы так волновались, хотя начальник пожарной команды и сказал, что дом пустовал.
— О чем вы говорите, Хэтти? О моем доме на берегу?
Но о чем еще она могла говорить?
— Да! Кто-то бросил в окно горящую бутылку с бензином. За считанные минуты пламя охватило весь дом. Чиф Дюран думает, что это подростки, которые выпили и решили позабавиться. Нынче так много паршивых овец. И все потому, что они боятся Бомбы. Так говорит мой муж.
Бомбы, значит.
— Джордж? Вы на связи?
— Да.
— Какая у вас книга?
— Что?
— Какая у вас книга? Не заставляйте меня рыться в картотеке.
— А-а. «Записки коробейника».
— Так пришлите ее как можно скорее, хорошо? Ее ждут уже несколько человек. Ирвинг Уоллес очень популярен.
— Да. Обязательно пришлю.
— И я очень сожалею, что такое случилось с вашим домом. Вы потеряли все вещи?
— Самое нужное я забрал с собой.
— Слава Богу. Вы собираетесь вернуться в ско…
В трубке так громко щелкнуло, что заболело ухо, потом затрещали помехи. Я положил трубку на рычаг. Собирался ли я вернуться в скором времени? Решил, что нет нужды перезванивать и отвечать на этот вопрос. Но за прошлым мне теперь предстояло следить. Потому что оно чувствует инициаторов перемен и у него есть зубы.
Утром я первым делом отослал «Записки коробейника» в библиотеку Нокомиса.
Потом уехал в Даллас.
Тремя днями позже я сидел на скамье в Дили-плаза и смотрел на кирпичное кубическое здание Техасского хранилища школьных учебников. Обжигающе жаркий день близился к вечеру. Я ослабил узел галстука (в шестидесятом, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание, мужчина должен был носить галстук в любую погоду) и расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки, но сильно это не помогло. Как и скудная тень вяза, растущего позади скамьи.
На регистрационной стойке отеля «Адольф» на Торговой улице мне предложили выбор: номер с кондиционером или без. Я заплатил на пять баксов больше, и благодаря этому установленный на подоконнике кондиционер понижал температуру до семидесяти восьми градусов[86]. И мне следовало вернуться в номер прямо сейчас, пока я не рухнул от теплового удара. Ночью температура воздуха, возможно, упадет. Ненамного.
Кирпичный куб приковывал мой взгляд, и окна — особенно крайнее правое на шестом этаже — похоже, внимательно рассматривали меня. Очень уж чувствовалось зло, идущее от этого здания. Вы — если у этой книги появится читатель — можете пренебрежительно фыркнуть, сказать, что все это ерунда, следствие моего уникального знания прошлого, но не это держало меня на скамье, несмотря на изнурительную жару. У меня сложилось ощущение, что я уже видел это здание.
