— Ваш? — крикнул Шарп.
— Нет, — откликнулся Феррейра.
— Тогда мой. — Шарп сунул платок в карман — к явному неудовольствию португальца. Интересно, что бы это значило? — Вы бы убрали их, — он указал на привязанных за церковью лошадей, — пока мы не подожгли башню.
— Спасибо, капитан, — холодно поблагодарил Феррейра.
— Ну что, поджигать? — крикнул снизу нетерпеливый Слингсби.
— Сначала я спущусь! — прорычал Шарп.
Оглядевшись еще раз, он заметил вдалеке, к юго-востоку, облачко серо-белого порохового дыма. Шарп достал подзорную трубу, подарок сэра Артура Уэлсли, ныне лорда Веллингтона, положил ее на балюстраду, опустился на колено и направил трубу в сторону подозрительного дымка. Многое рассмотреть не получилось, но и увиденного вполне хватило, чтобы понять главное: французская кавалерия шла в атаку на британский полк, отступавший под прикрытием арьергарда и орудий королевской конной артиллерии. Он даже расслышал глухую пальбу. Повернув трубу к северу, Шарп прошел взглядом по ближайшим холмам, скалам и голым пастбищам. Ничего… ничего… ничего… и вдруг… Что-то мелькнуло. Он присмотрелся.
Кавалерия. Французская кавалерия. Драгуны. Они были еще далеко, примерно в миле от холма, но направлялись определенно к телеграфной станции. В солнечных лучах блеснули пряжки и стремена. Сколько же их? Сорок? Шестьдесят? Сосчитать было невозможно — эскадрон спустился в долину и исчез в тени за камнями. Они, похоже, не спешили. Уж не послали ли захватить телеграфную станцию, которая вполне могла послужить французам, как уже послужила британцам?
— У нас гости, сержант! — крикнул сверху Шарп. Приличия требовали, чтобы он обратился к Слингсби, однако разговаривать с этим человеком сейчас Шарп просто не мог, а потому предпочел оповестить Харпера. — Эскадрон драгун, не меньше. Примерно в миле от нас, но будут здесь через несколько минут. — Он сложил трубу, спустился по лестнице и кивнул ирландцу. — Поджигай.
Смоченная скипидаром солома вспыхнула ярким пламенем, а вот дерево занялось не сразу. С интересом наблюдавшие за этим зрелищем солдаты радостно зашумели, когда огонь пополз наконец вверх, облизывая платформу длинными языками. Шарп прошел к восточному краю холма и посмотрел вниз, но никого не увидел. Может, французы свернули? Может, они рассчитывали захватить башню целой и, увидев, что опоздали, решили вернуться?
К нему подошел Слингсби.
— Не хочу устраивать сцену, — негромко сказал он, — но вы обошлись со мной неподобающим образом. Так разговаривать нельзя.
Шарп промолчал. Он с удовольствием выпустил бы ублюдку кишки.
— Сам бы я стерпел, — по-прежнему не повышая голоса, продолжал лейтенант, — но для солдат это плохой пример. Очень плохой. Подрывает почтение к офицерскому званию.
Шарп знал, что заслужил упрек, однако выслушивать разглагольствования Слингсби не собирался.
— Думаете, они относятся с уважением к офицерскому званию?
— Разумеется. А как же иначе? — Вопрос, похоже, шокировал лейтенанта.
— А вот я никакого почтения не питал, — сказал Шарп. Что это? Уж не пахнуло ли от Слингсби спиртным? Нет, наверное, показалось. — И когда шагал в строю, думал только о том, что все они мерзавцы, которые только хлеб зря едят.
— Шарп! — попытался протестовать Слингсби, но слова так и не слетели с губ, поскольку в этот момент он увидел поднимающихся по склону драгун.
— Их человек пятьдесят или около того, — бросил Шарп. — Идут сюда.
— Может быть, развернуться? — предложил Слингсби, указывая на восточный склон, густо усеянный крупными булыжниками, которые могли бы стать хорошим укрытием для стрелков. Лейтенант вытянулся в струнку и щелкнул каблуками. — Почту за честь лично…
— Какая, к черту, честь… — Шарп качнул головой. — Чистое самоубийство. Уж если драться, то на вершине, а не рассеявшись по склону. Драгунам помахать саблями — одно удовольствие. — Он оглянулся на церковь. Два маленьких, закрытых ставнями окна вполне могли послужить бойницами. — Сколько еще до заката?
— Без десяти минут три часа, — моментально ответил Слингсби.
Шарп задумчиво хмыкнул. В том, что драгуны рискнут атаковать, он сильно сомневался, но если такое и случится, продержаться до заката не составит труда, а с наступлением темноты противник уйдет сам из страха перед партизанами.
