Журналисты всегда – и это правило без исключений! - весьма ревностно и настороженно присматриваются к новому шефу. Особенно – чужаку. Не удивительно, что пристально ко мне, учитывая вышеизложенные, «присматривались» буквально со всех сторон.
***
На любом участке я – фанатик порученного дела, а тут еще – люди все незнакомые, никакие воспоминания ни с кем не связывают. Поэтому стесняться не стал. Да, мне досталось кураторство ведущих отделов – партийной жизни, пропаганды и промышленности.
Первый материал, который лег на стол, был написан членом редколлегии, заведующей «самого-самого» отдела – партийной жизни. Перечитал. Сомнений не возникло: слабоват! И я, как всегда, не считаясь со временем, по нему прошелся уверенной рукой. Отнес машинистке (отличному, к слову, человеку!) – то ли на правку, то ли на перепечатку. А сам занялся другими статьями и корреспонденциями – их уже нанесли.
Спустя некоторое время открываются слегка двери, и в проеме показывается явно растерянное лицо машинистки.
- В чем дело? – спрашиваю.
- Да вот, Николай Михайлович, - в руке подрагивает бумаги.
- Что «вот»?
- Перепечатала материал Львовой!
- Ну, и спасибо! Давайте его сюда, раз уже принесли.
- Понимаете… Ольга его приходила смотреть…
- Так это нормальное явление. Статья ведь ее!
- Но… она… написала…
- Ну, да! Я же говорю ее материал, а раз ее, значит на и писала.
- Вы меня не поняли! Она на перепечатанном написала. Внизу…
Встаю, беру бумаги. Скольжу по тексту, перебирая страницы. Чего же такого, настолько смутившего машинистку, Львова написала?!
Чисто, чисто, чисто… И вдруг в самом конце вижу зачеркнутую подпись «Ольга Львова» и написанную вместо нее «Николай Сухомозский».
- Она что-нибудь при этом сказала?
- Да. «Это не мой материал. Я его не писала».
Забегая вперед, скажу: общий язык с заведующей отделом мы нашли и совершенно нормально три года работали,
***
Из-за нехватки помещений крохотный рабочий кабинет пришлось делить с моим предшественником Чумаковым и заместителем главного редактора Людмилой Валадан. Что касается дамы, то она занималась тем же, что и я: вычитывала и правила горы оригиналов.
А вот джентльмен, которого оставили в редакции исключительно из-за заслуг к его прошлому, с утра до вечера МАЯЛСЯ. Начинался день с того, что Чумаков разворачивал принесенные с собой местные газеты и начинал изучать их последние страницы. Точнее, некрологи и соболезнования. Иногда приговаривая:
- Вот еще одного моего одногодка не стало! (Вариант – «Еще один мой …ушел»).
Потом начинал просматривать «Знамя Октября». С одной-единственной целью – найти какую-нибудь блоху и …громко возвестить об этом. Однажды он, наверное, достиг оргазма. Это было слышно уже по тембру голосу, когда обращался ко мне:
- Николай Михайлович, начал читать вашу здоровенную статью и уже во врезке наткнулся на словосочетание «проект закона»… Дальше читать не стал…
Это был, конечно ляп, допущенный мною и пропущенный корректорами-литредакторами – к этому времени вышеупомянутый нормативный акт буквально несколько дней назад перешел из категории проекта в категорию закона. Однако за несколько месяцев «всенародного обсуждения» словосочетание настолько врезалось в башку, что …вылезло из-под моего пера. К вящей радости предшественника.
Я сижу, не поведя ухом – внимательно вычитываю очередной опус кого-то из подчиненных. Ага, не тут-то было! Чумаков решает, что я его «исторической» фразы не расслышал и дублирует сказанное. Реакции с моей стороны – ноль.
- Николай Михайлович, - уже едва не кричит визави. – Я говорю… не стал читать дальше…
- И правильно сделали! – наконец отвечаю. – Нечего там читать – очередная обязательная агитка.
Предшественник явно разочарован…
***
А сегодня вышеупомянутый Чумаков, пребывая в хорошем расположении духа (впрочем, вредным он по большому счету не был!), вдруг заявил:
- Я понял, почему в старости время идет быстрее - а это, в самом деле, так! - чем в молодости.
- Ну, и…? – поинтересовался я, ибо всегда увлекался наукой.
- Не скажу! Пусть это останется моей тайной…
***
Из обкома КПТ вернулась главный редактор и тут же пригласила меня к себе:
