…Какое-то официальное мероприятие. Заходим, предъявляя удостоверения. И я обращаю внимание на такую многозначительную деталь. Протягивает свое сотрудник районной газеты и норовит повернуть обратной стороной, где крупными-крупными буквами начертано «ПРЕССА». И свое протягивает собкор «Известий». В левом верхнем углу небольшими буквами – лишь одно слово. Название издания.
***
Пришло письмо от однокурсницы Аллы Ярошинской (впоследствии – народного депутата СССР). Ей в Житомире приходится очень несладко. Воюет с партократами, отстаивая идеалы гласности перестройки. А те, естественно, прессуют по всем направлениям: кое-какая информация доходит и до нас.
Так вот, все это так достало Аллу, что она готова уехать из Украины. И интересуется, нельзя ли ей устроиться на работу в «Туркменскую искру». Я – к главному редактору Владимиру Слушнику: есть, мол, сильная журналистка, активный боец, а еще неутомимый борец против партийной цензуры. Просится в наш коллектив. Я за свою протеже ручаюсь.
- Но ей ведь нужно будет квартира, - потер кончик носа шеф. – Вряд ли специалист такого класса да еще из Украины поедет в Среднюю Азию, если предварительно не будет решен жилищный вопрос.
- Не знаю, но, может, и так, - отвечаю. – Но у нас есть редакционное общежитие (четырехкомнатная квартира, в которую мы заселяли максимум трех журналистов – авт.). Могу я гарантировать ей две смежные комнаты?
- О чем разговор?! Конечно!
Так я Алле и написал. Увы, она не ответила. Наверное, приняла нелегкое решение продолжать свой «полесский бой».
***
Конечно, запредельное количество чиновников – нонсенс. Но, во-первых, называя цифру 18 миллионов, СМИ почему-то включают в этот список бригадиров, которые пашут наравне с простыми работягами. И, во-вторых, разве – в случае разделения СССР – количество чиновников уменьшится?
Наоборот, значительно возрастет! Однако об этом отчего-то никто не говорит вслух.
Значит, именно такая позиция кого-то устраивает.
***
В «Вечернем Ашхабаде» трудилась выпускница МГУ Дина Байбородина. Характер имела отвратительный и всех буквально достала. Найдя повод, ее уволили. Она начала писать длиннющие письма сначала в ЦК КПИ, а потом – в ЦК КПСС. Параллельно с завидной регулярностью устраивала одиночные сидячие пикеты в центре города – акции по тем временам небывалые. И вот в один из далеко не прекрасных дней в кабинете редактора «Туркменской искры» Василия Слушника звонит «вертушка». На том конце – секретарь по идеологии ЦК КРТ Майя Моллаева:
- Я вас очень прошу, возьмите на работу Дину Байбородину!
- Майя Моллаевна, что я вам плохого сделал? – взмолился тот.
- Временно! А то Ниязову (первому секретарю республиканского Центрального Комитета, в будущем – первому президенту Туркменистана) звонили из ЦК КПСС: что вы там не можете с одним человеком разобраться?! Делайте, что хотите, но чтобы она в Москву больше не писала!
Так в редакции появилась «доброкачественная опухоль». Я не в смысле некой оппозиционности: подавляющее большинство журналистов тогда ополчилось на власти предержащих (порою, кстати, объективно, а порою – и нет). А в смысле – нездоровой зацикленности на собственной персоне и инстинктивной жажды «колотить дерьмо», в котором Дина буквально расцветала. Если бы верил парапсихологам, сказал бы, что новая сотрудница подпитывалась негативной энергией.
К любой фразе, к любому слову, ба, наверное, даже букве обязательно прицепится и напишет заявление: в партком, профком или редколлегию. Уже через полмесяца после ее прихода трясло весь коллектив: бесконечны заседания и подготовка официальных письменных ответов заявительнице.
И вот – очередная телега в профком, который возглавлял я. Взял бумагу в руки и пошел в кабинет к Байбородиной. Увы, попытка доказать, что на эту тему уже собирался партком, ни к чему не привела.
- Хорошо, - бросаю в сердцах. – Тогда собираемся завтра в 17.00!
- Николай Михайлович, не заставляйте меня писать новое обращение.
- В каком смысле?
- А в том, что 17.00 – еще рабочее время. И что же? В то время, когда партия и правительство требуют от каждого максимальной отдачи…
