Золото Неаполя: Рассказы

Вроде бы кажется, что все бессмысленно, однако же все имеет какую-то цель.

Дж. Маротта. Море в Генуе

Эта книга впервые по-настоящему знакомит советскую читательскую аудиторию[1] с писателем, который был одним из самых интересных и самых популярных в послевоенной Италии. Любимый читателями, издававшийся и переиздававшийся, экранизировавшийся (по нескольким новеллам из сборника «Золото Неаполя» Витторио Де Сика снял одноименный фильм), удостоенный множества литературных премий («Параджи», «Багутта», «Червиния», «Виареджо», «Неаполь», «Местрелли-Сеттембрини»), в мировом признании Маротта все-таки отставал от своих товарищей по поколению, таких как Моравиа, Витторини, Павезе. Вот и к нам он тоже приходит после всех их.

Причина этого «отставания» отнюдь не в масштабе таланта — Маротта всем вышеназванным писателям в таланте не уступает, — а в том, видимо, что он никогда не был таким, как они, «актуальным». Слово Моравиа, Витторини, Павезе было свидетельством об Италии конкретного исторического времени, и именно как такое свидетельство жадно ловилось во всем мире. Маротта же от «конкретного исторического времени» всегда был немного в стороне или, лучше сказать, не в стороне, а «над» ним.

Очень может быть, что так получилось оттого, что он был чуть старше этих своих коллег — лет на пять-шесть. Цифра не великая, но внутри исторического периода, о котором идет речь, принципиально важная. Впрочем, и о цифре, и о периоде лучше рассказывать по порядку.

Джузеппе Маротта родился 5 апреля 1902 года в Неаполе. Его отцом был знаменитый когда-то адвокат, но к той поре, когда он женился (вторым браком) на матери будущего писателя, совсем юной девушке из простонародья (на тридцать лет моложе его!), все у него было уже позади: и слава, и деньги, и молодость, и здоровье. Успев подарить своей избраннице, прелестной белокурой портнихе из маленького городка Авеллино, троих детей — двух девочек и мальчика, о котором и будет наш рассказ, — адвокат заболел чахоткой и умер. Это случилось 3 февраля 1911 года, его сыну было тогда всего девять лет.

После смерти кормильца осиротевшее семейство впало в совсем уже черную нужду. Все перипетии этого существования на грани голодной смерти описаны со свойственной Маротте, поэтически-документальной точностью во множестве автобиографических рассказов («Богатые родственники», «Хлеб с солью и оливковым маслом», «Дорогая мама», «Дорогая сестра», «Обманчивый мальчик» и др.), а кроме того, в виде деталей и упоминаний рассеяны по страницам всех его книг.

Закончив школу на пожертвования доброхотов, шестнадцатилетний Маротта нанялся на службу в неаполитанскую газовую компанию (одетый в форменный мундир и фуражку, он ходил по домам и проверял счетчики) и одновременно начал писать — стихи и прозу. Несколько рассказов ему удалось опубликовать в местных газетах, и, окрыленный успехом, он решил предпринять более решительные шаги.

В 1920 году он и несколько его приятелей, тоже мечтавших о литературной карьере, сложились по пятьдесят лир и на собранную сумму издали журнальчик под названием «Розарий», полный чувствительных стишков и душераздирающих рассказов. В мечтах они видели свой «Розарий» еженедельником, но первый номер, несмотря на скромный тираж, прочно осел в журнальных киосках, так что от мечты пришлось отказаться. Такой исход был, конечно же, предрешен: недаром, когда в поисках громкого имени для своего журнала они обратились за материалом к известной писательнице, лауреату Нобелевской премии Грации Деледде, она им ответила: «О господи, молодые люди, да разве сейчас время марать бумагу?!»

Время в самом деле было тревожное — не для маранья бумаги, не для розариев, не для роз. В разгаре была борьба, в которой решалась судьба Италии, и в 1922 году она решилась: к власти пришел Муссолини, и установленный им фашистский режим остановил в стране жизнь на целые двадцать лет.

Остановилось и замерло прежде всего то, что имело отношение к духовной сфере, и в первую очередь искусство. Поэт Эудженио Монтале так писал о положении литературы в фашистской Италии: «В те годы дозволялось перелагать в стихи или прозу свои сожаления об ушедшей молодости, сочинять длиннометражные истории из жизни XIX века, беседовать с собственным трансцендентным „я“, но ни в коем случае нельзя было реагировать на настоящее время, критиковать его, обличать, осмеивать… Вот почему это были годы прозаиков-интимистов, изысканных эссеистов, герметических поэтов».