Женщина, которая приходила в шесть

Качнувшись, дверь откатилась. В этот час ресторан Хосе пустовал. Часы как раз били шесть, и хозяину было отлично известно, что только с половины седьмого начнут подходить завсегдатаи. Здешняя клиентура вообще отличалась консерватизмом и таким постоянством, что вот — не успели часы к шестому удару, когда вошла женщина, как входила всегда именно в этот час, и, не говоря ни слова, уселась за высокий вращающийся табурет. В губах ее была зажата незажженная сигарета.

— Привет, королева, — сказал Хосе, заметив, как она устраивается поудобней. И направился к дальнему краю стойки, сухой тряпкой протирая ее стекло. Всякий, кто входил в ресторан, заставал Хосе за этой работой. Даже перед женщиной, отношения с которой сложились едва ли не самые откровенные, даже перед ней этот толстый, румяный, рыжий трактирщик каждый раз ломал эту комедию, играя в мужчину хозяйственного, заботливого, предупредительного. Разговор он завел с того, дальнего конца стойки.

— Ну, что пожелаешь сегодня? — он сказал.

— Для начала научить тебя быть кабальеро, — сказала женщина. Сидела она в самом конце длинного ряда вращающихся табуретов, опершись локтями о стойку, с зажатой во рту сигаретой. И говорила, плотно сжав губы, чтоб до Хосе дошло наконец, что сигарета не зажжена.

— Надо же, а я-то и не заметил, — сказал Хосе.

— Ты до сих пор еще так ничего и не заметил, — сказала женщина.

Оставив ветошь на стойке, он прошел к шкафам, потемневшим, пропахшим смолой и пропыленным деревом, и потом вернулся со спичками. Женщина нагнулась, чтобы дотянуться до пламени, вспыхнувшего в грубых волосатых руках мужчины. Хосе увидел гриву ее волос, умащенных жирным дешевым вазелином. Увидел плечо, голо белевшее над украшенным цветами корсажем. Увидел зарождение сумрака в чреве, когда женщина подняла голову — уже с алым огоньком в губах.

— Ты прекрасна сегодня, королева, — сказал Хосе.

— Оставь эти глупости, — сказала женщина. — И не надейся, что ими заставишь меня раскошелиться.

— Я вовсе не это хотел сказать, королева, — сказал Хосе. — Бьюсь об заклад, нынче обед тебе явно пошел не в то горло.

Глотнув первый клуб плотного дыма, женщина скрестила руки, все еще опираясь локтями о стойку, и застыла, глядя на улицу сквозь широкое ресторанное стекло. Лицо ее было грустно. Меланхолия с примесью отвращения и пошлости.

— Я приготовлю тебе отличный бифштекс, — сказал Хосе.

— А у меня все еще нет денег, — сказала женщина.

— Вот уже три месяца у тебя нет денег, а я каждый раз готовлю тебе что-нибудь вкусное, — сказал Хосе.

— Но сегодня все обстоит иначе, — хмуро сказала женщина, все еще глядя на улицу.

— Эх, какой ни возьми — все дни одинаковы, — сказал Хосе. — Как бьет шесть, глядь — ты уже на пороге и с ходу объявляешь, что голодна как собака. И я готовлю тебе что-нибудь подходящее… И сегодня пришла как всегда, да вот не сказала, что голодна как собака, и выходит, что день нынче выдался, может, и особенный.

— Что ж, так оно и есть, — сказала женщина и развернулась, чтобы лучше разглядеть мужчину, который по ту сторону стойки вновь знакомился с содержанием холодильника. Секунды две-три посвятив ему, глянула на висевшие над шкафом часы. — Твоя правда, Хосе. Сегодня и впрямь все обстоит иначе, — сказала она. И, выдохнув дым, вновь заговорила, роняя обрезанные языком слова: — Не в шесть я сегодня пришла. Вот почему все так и сложилось, Хосе.

Мужчина посмотрел на часы.

— Руку дам на отсечение, если они отстают хоть на минуту, — сказал он.

— Да вовсе не об этом речь, Хосе, — сказала она. — Просто сегодня я пришла не в шесть, а на пятнадцать минут раньше.

— Часы били шесть, королева, — сказал Хосе. — И ты вошла едва не с последним ударом.

— Четверть часа как я здесь, — сказала женщина.

Мужчина направился туда, где сидела она. Сунулся к ней громадным налитым кровью лицом, оттянув пальцем веко правого глаза.

— А ну-ка дыхни, прямо сюда, — сказал он.

Взмахнув гривой волос, женщина откинула голову. Бледное лицо ее было строго, утомлено; упав в тень усталости, грусти, оно казалось прекрасным.

— Да не дури ты, Хосе. Знаешь ведь, что я полгода уже как не пью.