Солнце медленно падало за горизонт, продавливая оранжевую мякоть облаков. Глеб въехал в притихший Торопец. Возле корчмы натянул поводья и, спешившись, передал коня подбежавшему парню.
Тяжелая дверь отворилась с натужным скрипом, и из темного нутра корчмы в лицо Глебу прянули теплые аппетитные запахи. Из кухни на скрип выглянула хозяйка. Скользнув взглядом по вошедшему, сразу угадала в нем богатого гостя, вышла сама.
Глеб тем временем искал, где присесть. В корчме стоял гомон, за темными столами бражничали веселые купцы. Пестрое сплетение голосов то и дело прерывалось дружным бряканием полных кружек. Над столами, в железных светцах, трепетали неяркие огоньки.
Глеб огляделся еще раз, приметил стол в углу, возле окна, и пошел к нему, обходя шумные компании. Спиной почувствовал, как хозяйка на почтительном расстоянии двинулась следом.
Стол был пуст, тускло поблескивала выглаженная временем и чужими локтями столешница. Рядом на скамье сидел нахохлившись, словно озябший воробей, маленький нескладный человечек в каких-то странных цветастых отрепьях, явно не местного покроя.
Глеб сел напротив, распустил пояс и положил ножны с мечом подле себя на лавку. Хозяйка, как и ожидал, тут же оказалась рядом, уважительно, но с достоинством склонила голову.
- Здоров будь.
- И тебе того же.
- Чего изволишь?
Глеб потянул ноздрями воздух - на этот раз со вниманием - и выдохнул:
-Ухи.
- А к ухе?
- Цыпленка печеного и квасу.
- Может, винца? Винцо отменное - купец афганский привез.
- Не надо. Мне ехать еще.
Хозяйка сочувственно оглядела запыленный Глебов кафтан, спросила с любопытством:
- Куда едешь-то?
- В Новгород.
- Издалека?
- Из Киева.
- По делу или как?
- Обоз позади. Хлебный. Возле Межи застрял.
- Ограбили?
- Нет. На переправе четверка лошадей потонула.
- Вот незадача... Так ты, получается, за подмогой?
Глеб кивнул, нетерпеливо поерзал локтями по столу. Хозяйка заговорила быстрее:
- Есть у нас лошади. Онфим Босой продаст, не обманет. Указать?
- Спасибо. В Новгороде - свои... - Глеб устал от пустопорожнего разговора и, чувствуя зуд в желудке, решительно припечатал широкую ладонь к столешнице: - Ухи!
- Сейчас будет!
Хозяйка исчезла. Глеб перевел взгляд на незнакомца, сидевшего напротив. Тот молчал, сгорбленная спина и опущенные плечи застыли в неподвижности. Повинуясь внезапному желанию заговорить, Глеб подался вперед и спросил негромко:
- Ты кто?
Незнакомец не ответил, но по дрогнувшему затылку Глеб понял, что вопрос услышан.
- Как зовут, спрашиваю?
Незнакомец сжался еще сильнее. Глеб глубоко вздохнул и откинулся назад - молчит, ну и ладно.
Хозяйка принесла горшок с дымящейся ухой и горячие ломти свежего хлеба.
- Цыпленка подожди.
- Ладно. - Глеб взял ложку, стал прихлебывать уху и вдруг поймал на себе пристальный - исподлобья - взгляд незнакомца.
"Голодный", - понял сразу и, перекрывая купеческий говор, крикнул в полутьму:
- Хозяйка!
Она выглянула из кухни, держа в руках расшитый петухами рушник. Глеб не стал подзывать, сказал громко и раздельно:
- Еще ухи. И цыплят. Пару. Она кивнула, скрылась. Глеб двинул свой горшок к незнакомцу.
- Ешь!
Тот поднял голову. В черных раскосых глазах загорелось удивление.
- Ешь, говорю! - повторил Глеб с напором и протянул ложку.
У незнакомца было нездешнее - широкое и скуластое - лицо. Под нижними веками набрякли серые мешки, а на потрескавшихся, по-детски припухлых губах шелушилась сизая, с красноватыми ниточками-прожилками, кожица.
"Пацан, - подумал Глеб. - Лет пятнадцать, не больше".
- Ешь, ешь, - сказал в третий раз, совсем уже ласково.
Незнакомец осторожно протянул руку, взял ложку и беззвучно погрузил ее в жирную уху. Его впалые щеки задергались, но глаза все еще с опаской смотрели на Глеба.
Глеб, чтобы не смущать, отвернулся и стал глядеть в окно, за которым высокий всадник, спрыгнув с коня, отстегивал от седла дорожную суму.
- Пяй... вий...
Услышав непонятные слова, произнесенные надтреснутым голосом, Глеб оторвался от окна и снова посмотрел на незнакомца. Тот жадно ел уху и облизывал обветренные губы.
