Томас Питт стоял на каменных ступенях, ведущих к реке, и прислушивался к легкому плеску воды о парапет, когда близко проходили груженые баржи, покидавшие лондонский речной порт. Был полдень, час ланча, поэтому в одной руке инспектор держал бумажную упаковку с заливным угрем, а в другой — большой ломоть хлеба, предусмотрительно купленные у лоточников на Вестминстерском мосту. Жаркое летнее солнце жгло лицо, но воздух был свеж и пах морем. Сверху, с набережной, доносились грохот колес и цоканье копыт проезжавших мимо повозок и экипажей. Джентльмены спешили по делам в Сити, а кто и в клуб; дамы выбирали этот час для визитов, обменов приглашениями или последними сплетнями, а также для того, чтобы посудачить о предстоящих светских раутах и развлечениях в новом сезоне.
Ужас, навеянный кошмарными убийствами в Уайтчепеле, постепенно забывался, хотя все еще продолжали нестись упреки в адрес полиции, потерпевшей полное поражение и так и не сумевшей поймать самого кровавого в истории Лондона убийцу или хотя бы установить, кто он. Пресса окрестила его Джеком-потрошителем. Из-за той неудачи ушел в отставку главный комиссар полиции. Королева Виктория вот уже двадцать восемь лет продолжала оставаться безутешной вдовой, добровольно заточившей себя в Виндзоре. А в общем и целом дела в стране шли не так уж плохо, и даже наметилось немало добрых перемен. Что касается инспектора Питта, то он никогда еще не был так доволен жизнью. Он нежно любил свою жену и был счастлив с ней, его двое здоровых и веселых детей радовали его, он с удовольствием следил за тем, как они растут, и все это переполняло его отцовской гордостью. Ему везло в работе, он стал неплохо зарабатывать, что давало возможность содержать уютный и удобный дом и время от времени даже баловать ближних и себя — правда, в разумных пределах — некоторыми излишествами.
— Инспектор! — услышал он возбужденный, с легким придыханием голос, а затем чьи-то шаги. Кто-то быстро спускался к нему.
— Вы — инспектор Питт, сэр? — громко стуча башмаками по каменным ступеням, окликнул его постовой констебль. — Это вы будете, не так ли? — Констебль остановился и облегченно вздохнул. — Мистер Драммонд послал меня за вами и велел обязательно найти. Ему нужно видеть вас как можно скорее, это так.
Томас неохотно обернулся и посмотрел на вспотевшего, смущенного молодого полицейского, на его разгоряченное лицо и мундир с медными пуговицами, начищенными до блеска. Глаза констебля были полны тревоги — он, видимо, опасался, что не так быстро выполнит срочное задание начальства. Мика Драммонд был самым главным на Боу-стрит[1], и к тому же джентльменом, а Питт — инспектором, чью работу наконец начали оценивать по достоинству.
Томас доел остатки заливного, сунул смятый кулек в карман, а хлебные крошки бросил в реку чайкам. Они налетели мгновенно, сверкая на солнце белыми крылами.
— Благодарю, констебль, сейчас иду, — успокоил юношу инспектор. — Он у себя в кабинете?
— Да, сэр. — Полицейский хотел было что-то еще добавить, но поостерегся. — Да, сэр, у себя, — подтвердил он, следуя за Питтом, уже поднимавшимся по ступеням на набережную.
— Спасибо, можете отправляться на пост, — еще раз поблагодарил констебля Томас и зашагал по направлению к Боу-стрит. Он решил, что пешком дойдет гораздо быстрее; не стоит тратить время на поиски кэба в таком людном месте, как набережная. Денек выдался отличный, и кругом было немало желающих прокатиться в экипаже, чтобы подышать свежим воздухом.
Наконец инспектор достиг полицейского участка — к великому облегчению дежурного сержанта, увидевшего его еще издали, — не медля, поднялся по лестнице и постучался в дверь кабинета начальства.
— Войдите! — услышал он нетерпеливый голос Драммонда.
Войдя, Питт по привычке плотно прикрыл за собой дверь. Шеф стоял у окна, как всегда безукоризненно одетый с той легкостью и простотой, которая свидетельствует о врожденном вкусе, исключающем какое-либо щегольство. Его узкое худое лицо выражало волнение и тревогу, была она и в каждом его движении, и в напряженной прямоте осанки.
