Каждый день с рассветом Туман распускает свою молочную шаль и обвивает призрачным покрывалом крыши ветхих хижин и остроконечных башен, порой он оплетает кроны вековых деревьев или стелится вдоль утоптанных троп и позабытых дорог. Туман взбирается на горные вершины, и подол его мантии смешивается с воздушными облаками. Иногда он припадает к самой земле, ложится на примятую росой траву, и тогда его усталый вздох рассыпается по округе, смазывая силуэты холмов и пригорков, запутывает случайных путников в этой облачной несуразице.
Завернувшись в край пушистого одеяла, Туман не чувствовал холода, он неспешно брел сквозь заснеженные курганы и ветхие развалины прошлого. Не важно, если его плащ зацепится за коряги и корни, торчащие из-под земли. Пускай хватают его дикие звери, пускай распадается на мелкие пушинки и становится теплой одежкой для беззащитных существ. Совсем другое занимало сегодня его мысли.
Где-то на краю семнадцати королевств, там, где заканчивалась полоса непролазных лесов и заброшенных пустырей, земля обрывалась, и ее омывало Ледниковое море. Жителям Снежного королевства это место казалось краем земли, местом, где иссякает все человеческое, все земное и привычное людскому глазу, и начинается что-то потустороннее, что-то, где не выжить физическому телу, но куда может дотянуться душа. Возможно, именно об этом и думала девушка, стоявшая у самого края обрыва. Облаченная в черное монашеское платье, подпоясанное широким ремнем, она неотрывно смотрела вдаль, пытаясь заглянуть за границу горизонта, туда, где сталкиваются между собой ледники, похожие на здания, возведенные человеческими руками; туда, где волны наваливаются друг на друга, сливаясь в единое целое.
Прямые черные волосы, затянутые в высокий хвост, и лицо, скрытое под темной фатиновой вуалью, — ее образ идеально контрастировал с ослепительно белой землей, покрытой тонким слоем снега. Единственным украшением в ее одеянии был треугольный амулет с вырезом по центру в форме полумесяца.
Ее звали Марфа, и она была одной из тех, кого в Снежном королевстве называли слуха́рками; одной из тех, кому суждено выслушивать людские откровения и всю жизнь хранить в сердце память о людских прегрешениях. И этот груз был тяжелее металлических амулетов, которые они носили на шее. Люди страшились таких, как она. Страшились, потому что видели в отражении их глаз хранилище всего того, от чего им самим так сильно хотелось избавиться. И все равно они возвращались к слуха́ркам снова и снова, потому что больше некому было выслушивать их тайны.
Пока морозные холода еще не успели вернуться, здесь, на утесе, из-под снежного покрывала пробивались ростки лекарственных растений. Корзина у Марфы была уже доверху заполнена травами, но уходить она не спешила. Завороженно смотрела на то, как пенистые волны разбиваются об острые камни, и кто знает, о чем были ее мысли? Она настолько сильно увязла в размышлениях, что даже не заметила, как близко успел к ней подобраться Туман. Он обвил весь утес краями своей мантии и осторожно стелился к ногам Марфы. Силуэты заснеженных равнин, лесов и деревень смешивались в единое целое, расплываясь тусклыми пятнами. Как вода, попавшая на холст, размазывает акварельные краски, так же и Туман смазывал очертания всего, к чему прикасался. Полоса горизонта становилась все более смутной и, в конце концов, блеклое небо и вовсе соединилось с морской гладью. Марфа сощурилась, но уже была не в силах что-либо разглядеть в этой мешанине, а тем временем Туман уже обнял ее плечи и усмехнулся, наблюдая за тем, как внимательно слухарка пыталась разгадать причину этой внезапной перемены.
«Никогда не впускай туман в свои мысли, Марфа! — внезапно вспыхнули слова наставницы. — Он смешает все твои чувства, и привычный образ жизни уже никогда не останется прежним…»
Марфа резко вздернула плечами и, поежившись, обернулась. Туманная пелена исчезла, и ландшафт вокруг снова был четким и ясным, как прежде. Качнув головой, она отогнала от себя глупые мысли, крепче сжала в руке корзину и направилась вдоль тропы, обратно к храму, куда ей уже давно следовало вернуться.