Великие уходят из жизни, чтобы возродиться в мифах. Такие мысли бродили в моей голове, когда Дуг и я спускались по очередной отвесной стене. В полном альпинистском снаряжении, в рюкзаками на плечах, по веревкам, надежно закрепленным на вершине обрыва. Вокруг расстилалась Божья страна. Потому что никто, кроме Создателя, не мог приглядывать здесь за нами. Даже в августе в колорадской части Скалистых гор не бывало туристов, и уже на небольшой высоте температура падала до октябрьской. Когда утром мы покидали Форт Коллинз, теплые рубашки и куртки могли вызвать разве что смех. А ют теперь, на продуваемом всеми ветрами гранитном обрыве, они пришлись очень даже кстати.
Мы приземлились у подножия обрыва, стукнувшись о землю каблуками ботинок (каблуки Дуга ударились жестче). Я переносила горный маршрут гораздо легче, и мне оставалось только гадать, как относится он к тому, что над ним берет верх женщина на двадцать лет моложе его. Хотя речь шла только о физической форме и результат, по большому счету, был одинаков: оба внизу, оба целы и невредимы.
Приземлились мы целыми и невредимыми. Освободившись от веревок, ремней и блоков, необходимых для спуска, поправив рюкзаки (в них находилось звукозаписывающее оборудование весом в семьдесят фунтов и стоимостью в четыре «штуки»), мы двинулись на север, через широкое плато, меж качающихся сосен.
В погоню за призраками.
— Ты хоть задумывался над тем, что мы здесь делаем? Почему очутились здесь? — Эти вопросы давно уже рвались с моего языка. С тех самых пор, как Дуг проникся этой идеей и мы начали тренировки: без альпинистских навыков идти в горы не имело смысла. — Мы ведь исходим из бредней какого-то отшельника, который, возможно, в первый же день свалился в лихорадке, да так от нее и не оправился.
Дуг кивнул. Блеснув маленьким рубином в ухе. Улыбнулся, чем-то напомнив мне мужчину из страны Мальборо.
— Если бы мы остались дома, завтра у тебя возникло бы желание перерезать себе вены из-за того, что мы не решились проверить его слова.
Насчет вен он, конечно, перегнул палку, но я понимала, что в принципе он прав. Больше всего на свете мне хотелось узнать, правда это или вымысел. Но и прагматизм брал свое. Не хотелось чувствовать себя полной дурой, если бы этот поход подарил нам лишь роскошный закат и высвеченное миллиардами звезд ночное небо.
— Знаешь, что мог слышать этот парень? Возможно, сюда каждый год приходит какой-нибудь страстный поклонник и включает магнитофон.
— И голограмму?
Пришлось признать, что крыть мне нечем. Откуда брался видовой ряд, я объяснить не могла.
У каждого из нас были причины для марш-броска в горы. У меня духовные, у Дуга — меркантильные. Я видела в нем «дитя цветов» конца шестидесятых, лишенное присущей хиппи сентиментальности. Поэтому он прекрасно вписался в восьмидесятые и последующие годы. Высокий, подтянутый, с грубоватым, но симпатичным лицом, он никогда не переставал подсчитывать расходы и доходы, с тем чтобы неизменно оставаться в плюсе. Сфера его деятельности накрывала Денвер и окрестности. Он был агентом музыкальных групп и отдельных исполнителей, организовывал клубные концерты, не брезговал и «бутлеггерством».
Если появлялась возможность заработать бакс-другой незаконной записью и ее продажей, Дуг ее не упускал. Приносил специальное оборудование в концертный зал, устанавливал в зоне наилучшей слышимости. Подкупал звукоинженера и подключался к микширующему пульту. Продавал незаконные дубликаты мастер-кассет студиям от Лос-Анджелеса до Лондона. Дуг Рис вел дела едва ли не со всеми производителями пиратских альбомов и дисков, не только в США, но даже в Австралии.
Я знала, что ему плевать едва ли не на все, что я полагала святым. И тем не менее иногда работала с ним, а то и спала. Почему нет, многие продают душу ради рок-н-ролла.
Я успокаивала себя тем, что он никогда не подводил друзей. И действительно, Дуг лез из кожи вон, обеспечивая мне и моей «Овации» выступления в Денвере, Болдере, Форте Коллинз. Да, случалось, что глядя на свое отражение в зеркале, я видела двадцатичетырехлетнее клише — высокую гибкую женщину с длинными волосами, поющую о горькой обиде и детской надежде. Что с того, это была честная работа.
