Олег Блоцкий
Психология войны
Что такое война, умозрительно знает каждый. Ощутивших ее прикосновение значительно меньше. Воевавших по отношению к общему населению сначала Советского Союза, а затем и Российской Федерации, не так и много. Но с каждым днем число причастных к убийству человека человеком растет. Поток солдат в горячие точки не иссякает.
На словах об абстрактном "солдатике" пекутся многие. На деле - пацаны в военной форме нужны государству на фронте лишь как безымянная "живая сила". Случись что-нибудь с бойцом, стань он, не дай Бог, калекой, и ухаживать за ним будут лишь самые близкие. А государство, откупаясь, швырнет инвалиду подачку, на которую и похороны не устроить, не то, чтобы прожить.
Если взглянуть в сторону противников российских солдат, то с полной ответственностью можно утверждать: там произойдет то же самое с любым бойцом.
Если, начав воевать, и те, и другие подсознательно догадываются о возможности подобного финала, но никоим образом не соотносят его именно с собой, считая, что пуля, осколок, мина достанет кого угодно, но только не их. В ходе боевых действий потери и раны вызывают не только азарт войны, но и глубокое отвращение к ней.
Все войны, особенно в нынешнее время, развязывают люди, абсолютно уверенные в своей безопасности и безнаказанности. Они никогда и ничем не рискуют. Ни в Афгане, ни в одной горячей точке бывшего СССР никто из них еще не погиб. Никого из них не посадили в тюрьму за развязанное безумие.
Если раньше - триста, пятьсот, тысячу лет - предводители государств лично водили своих поданных в атаки, рискуя так же, как и рядовой боец, получить палицей по лбу, то за последние двести лет руководители и вдохновители войн предпочитают все надежнее отсиживаться в тылу, прячась за спины своих вассалов.
Другое дело - рядовые бойцы. Они, как и тысячу лет назад, привычно на передовой. Оказавшиеся там практически сразу осознают, что могут быть убиты. Если погибает кто-то рядом, то чувство опасности перерастает в стойкое желание спастись любой ценой. А еще погодя приходит вполне справедливая и закономерная мысль, что здесь, на войне, это можно сделать лишь одним способом: стрелять, стрелять и еще раз стрелять.
Окружающий мир для врагов вполне логично сужается до того района, где они находятся: дорога, по которой едут; дом к которому подходят; колодец, из которого набирают воду. И всегда, в любую секунду, в голове не по дням умнеющего извращенным умом человека, который принялся воевать, а, попросту говоря, - убивать, суетливо встречается лишь одна мысль: успеть выстрелить только первым! Ведь тот, кто стреляет вторым, погибает, конечно же, первым.
Думы врагов, сидящих друг против друга в окопах, тоже до удивления схожи. Куда-то далеко-далеко уходит жизнь прошлая, мирная, и на смену ей приходит суровая и грубая действительность, которая и определяет ход мыслей и страстей - желание вволю поесть; мечты о долгом, сладком и никем не потревоженным сне; постоянное сетование на погоду; неукротимая жажда мести.
Таким образом, невидимые петли собственноручно наброшены на шеи солдат. Боец, оказавшись на войне и даже чувствуя себя столь необходимым винтиком в этом сложном и жестоком механизме, понимает, что ничего в этих дьявольских правилах он изменить не может. Но и бежать оттуда он тоже не в состоянии по многим причинам. Долг. Честь. Страх перед неотвратимостью наказания. Боязнь мести товарищей. Опасение упреков в трусости. И т.д. и т.п.
Однако человек - это такое существо, которое просто так, особенно на первых порах, убивать не может. Ему необходима мотивация подобных действий. И если пропагандистская машина государства слаба, а лозунги достаточно вялые и хлипкие, то солдат сам выдумывает себе молитвы, которые внешне очень пристойны, но все-таки больше напоминают смягчающие обстоятельства и никак не тянут на логичное оправдание собственных действий на войне.
Зачастую обе стороны, изучив за время боев противника, прекрасно понимают всю шаткость своих философствований. Но подуманное - наполовину сказанное, а вымолвленное - практически уже исполненное. Так набрасывается еще одна удавка. Окончательно рушатся мосты в прошлое. Все застилает ненависть, которую подпитывает доморощенная теория и по-прежнему все тот же страх быть убитым. Именно он порождает жестокость, которая, по мысли совершающих ее, должна вызвать в противнике именно чувство страха.
