"… и не то, чтобы здесь
Лобачевского очень блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то
сходиться, и тут
– тут конец перспективы".
Иосиф Бродский
Если очень долго сидеть в темноте, то спустя какое-то время начнешь видеть даже в кромешном мраке не хуже кошки. И инфракрасные окуляры тогда уже не нужны. Правда, смотреть сейчас было не на что. На что там смотреть?.. На облезлые, словно кожа ящерицы в период линьки, стены? На давно потерявшие свою форму от бесчисленных ударов и падений мусорные баки, переполненные отбросами?.. А про черный колодец двора, анфиладу подворотен и смутный кусочек далекой улицы, освещаемой одним-единственным фонарем, и говорить не стоит…
И, тем не менее, вначале Генику не было скучно. Наоборот, ему было интересно, даже жутко интересно: как-никак, а впервые вот так ждать в засаде резидента "параллельных" – это не шутки, да еще когда тебе только что стукнуло девятнадцать… Это вам не в газетах читать и не по радио слушать, как перпендикуляры взяли очередного "врага нашего мира"!..
Тут Геник, продолжая наблюдать за чернильно-черным пространством внизу, дал волю воображению, и оно самым подхалимским образом подсунуло ему некий тешащий самолюбие эпизод… Как завтра утром, обер-перпендикуляр, почесывая свою лысину цвета слоновой кости, скажет на разборе действий дежурных групп: "Признаться, коллеги, недооценивали мы суб-перпендикуляра Мезенцева… А парень-то любого из нас за пояс заткнет! Так что учитесь, господа, как надо проводить задержание – голыми руками, без шума, чтобы "враги нашего мира" и пикнуть не успевали!" И как он, Геник, потом зайдет к стенографисткам и, небрежно закурив и совсем не глядя на хорошенькую Альбину, скажет в пространство: "Есть желающие посетить кино сегодня вечером? Фильм, говорят, – просто перпендикулярный!" – а кто-нибудь из девчонок обязательно спросит: "А ты разве не дежуришь вечером?", а он тогда скажет:
"Да мы тут накануне в засаде одного субчика взяли… Важная птица… О-Пэ за это меня лично поощрил выходным днем вне очереди"…
Потом мысли Геника потекли совершенно в другом направлении.
Интересно, думал он, вооружен ли будет "параллельный"? Если да (хотелось бы, чтобы было так, хотя от одной мысли о предстоящей перестрелке и погоне мурашки по спине начинают бегать), то чем?
– Послушай, Коротков, – сказал Геник в микрофон коммуникатора, – как ты думаешь, "параллельный" будет с оружием или без?
В динамике слышно было, как Коротков – Коротышка то есть – хмыкнул.
– А ты хоть раз видел у "параллельных" оружие? – вопросом на вопрос ответил он. – То-то же!.. Что они – дураки, что ли, в наш мир с оружием лезть? Их же тогда и ребенок разоблачит, с оружием-то! Да и не надобно им оружие, если подумать хорошенько… Зачем им оружие, Геник? У них – другие средства, понятно? Такие, что в сто раз страшнее взрывчатки и пуль – вредительство!..
Жаль, подумал Геник. За взятие вооруженного "параллельного" вроде бы даже какая-то медаль полагается, вот только какая – из головы вылетело…
– Послушай, Коротков, – сказал он немного погодя. – А почему засаду устроили здесь, а не на квартире у этой вражьей морды?
– "Почему", "почему", – словоохотливо откликнулся Коротышка. За словом он никогда не лез в карман. – Сам, что ли, не соображаешь? Параллельный ты какой-то, Геник… Чтобы шума лишнего не поднимать, понял?
– Эй, вы, – внезапно раздался голос Окурка. – Не засоряйте эфир, а не то…
Судя по неразборчивости голоса, на губе у него висел неизменный сигаретный "бычок", за что Окурок и получил свое прозвище, да так прочно оно к нему пристало, что теперь многие забыли его настоящее имя… Курил Окурок всегда и везде, причем не вынимая сигареты изо рта. Среди перпендикуляров ходил слух, что Окурок якобы даже жену целует, не вынимая "бычка" изо рта. Правда ли это, Геник не знал, но вообще-то сомневался, что такой хмурый человек, никогда не заканчивающий своих фраз (будто с него за каждое слово берут деньги), может целовать кого бы то ни было…
От этих мыслей ему стало скучно. Напала неудержимая, словно приступ поноса, зевота. Один раз Геник так широко зевнул, что за ушами что-то явственно хрустнуло.
