Медвежачье царство

Тереха уморился на работе. Да как же? Эвона, жарища какая, двадцать потов с Терехи сошло, галки рты разинули, в холодке сидят, высматривают, где бы холодной водички всласть попить.

Как только похлебал Тереха щей да чебурахнул чашек шесть чайку с кислой красной ягодой - завалился под стог. А рядом с ним легла мамынька. Тятька смотрел, смотрел, да тоже. И сразу захрапел.

- Ну и уморились мы с тобой, Терешенька,-сказала мать,- гляди-ко, сколько сена-то наворошили!

- Да,- ответил Тереха, и гордо посмотрел вокруг.

А кругом бурыми полосами лежало свежее сено, и сладкий запах шел по всему полю. Взглянул Тереха в небо: облачко белое плывет. Прислушался Тереха - жаворонки песни напевают.

А там-дальше, где-то по оврагам, по горам - серые волки рыщут, а там - еще дальше, в темном лесу густом медведи живут.

Эх, хорошо бы богатырем быть! Сделал бы тогда Тереха расписные сани, запряг бы в корень Мишку-косолапого Топтыгина, а в пристяжку волка, да вокруг свету, вокруг свету, в дальние края!

Мечтал, мечтал Тереха, и навалилась на него дрема - уснул нечаянно. Крепко спал Тереха. Кто-то тормошил его, мамынька должно быть, либо тятя. Тереха дрыгал ногами, бормотал, переваливался с боку на бок, но не мог проснуться, - уж очень сладко лежать в тени.

А когда проснулся - заплакал. Кругом было темно. Невдалеке горел костер, а возле костра сидело два цыгана, старик да молодой.

- Мамынька, тятенька! - взвыл Тереха.

- Ты что орешь? - спросил его старший цыган и подошел к Терехе.

- Ой, ой!.. Мамынька… Цыганы меня украли… Ой-ой!..- залился Тереха.

Цыган вытащил из плисовых штанов кисет, а из кисета трубку, продул ее и закурил. Вот так трубка! Тереха сроду не видывал: в два тятькиных кулака будет. Да такой трубкой ежели хлопнуть быка в лоб, насмерть захлестнешь.

- Чего ж ты, лягушонок, кричишь?-спросил цыган* А ты пошто меня украдывал?- надул Тереха губы

и отвернулся.

- А у нас в таборе, нешто, плохо тебе? А? Плохо? Сказывай!

Тереха молчал.

- В таборе, паренек, тебе будет весело… Мы песни поем, вкруг костров по ночам пляшем, в небе звезды считаем.

- Вы конокрады!-сердито сказал Тереха и повернул глаза к цыгану. Но из трубки валил густой дым, как на пожаре, и весь цыган был окутан дымом.

- Не сердись, паренек. Вот и товарищ тебе…

Обернулся Тереха, смотрит: маленький медвежонок, свернувшись, спит и во сне лапу сосет.

Тереха очень обрадовался и толкнул медвежонка в бок. Тот поднял морду, удивленно взглянул на паренька. Глаза у медвежонка были желтоватые, с прозеленью, добрые такие, будто улыбались. А шерсть на шкуре бурая, а подошвы на лапах, как у человека, с пяткой, только когти большие, черные.

Медвежонок не больше Терехи, маленький, и такой пушистый, такой приятный с виду, что Терехе захотелось приласкать его. Он погладил медвежонка по спине. А медвежонок перевалился вверх ногами и ласково посмотрел на Тереху: погладь, дескать, и брюхо.

- А зачем же у тебя, Мишка, через губу цепь продета? Ведь, поди, больно? А ты можешь по-человечьи говорить?

Мишка потряс головой: «не умею», мол, потом взял легонько зубами Тереху за штанишки и потянул в лес.

В лесу темно было, лунный свет сюда не проникал.

Терехе сделалось немножко страшновато.

Вдруг кто-то посвистал и крикнул «Пу-у-бух»…

Тереха догадался:

- Филин.

- Пу-бух… Эй, Тереха!.. Я здесь.

Тереха задрал вверх голову и осмотрелся:

- Ага… Эвот!

Филин сидел на суку и тихонько хохотал. Его глаза во тьме светились, и на тропинке, вокруг Терехи, стало посветлей.

Тереха, - сказал филин,- укради у цыгана трубку, тогда вы будете свободны, медвежонок и ты.

- А как же ее украсть, батюшка-филин? Цыган злой: увидит, заругается.

А ты изловчись,-сказал филин и затрещал: трррр… а глаза пуще заблестели. Потом сидел-сидел, да как взмахнет крыльями, порх вниз,- да как вцепится когтями медвежонку в шкуру.

- Ой, ты!-крикнул медвежонок, - больно!!

- Ага,- радостно сказал филин,- вот и ты по-человечьи заговорил… Бегите помаленьку в табор.

Сказал, и глаза его погасли.

В таборе уж рассвело. Табор на поляне был. Посреди поляны стоял белый шатер холщевый, у шатра кострище горел, у костра цыгане сидели: молодой, да старый, да молодая цыганка Ночка.