Глава первая. 2010
год. Алиса из Страны Завитушек.
На вершине холма, обдуваемой со всех сторон ветрами,
стоял старый дом. Он был выстроен из темно-серого камня с соблюдением
элегантных пропорций, но выглядел старым, одиноким и заброшенным.
Путнику, оказавшемуся в окрестностях этого загадочного
дома, казалось, что до него рукой подать. Но если какой-нибудь проходящий мимо
сорвиголова решал подойти поближе, то он мог шагать несколько дней и так не
преодолеть и половины пути. От подножья холма к вершине вели тысячи тропинок,
но ни одна из них не поднималась выше середины.
Деревенский люд поговаривал, что дом заколдован.
Вблизи он выглядел очень старым и неухоженным. Его
северную стену покрывал густой слой мха, в котором, как будто в отдельной
Вселенной, кипела невидимая людскому глазу жизнь. Южный фасад был размыт
дождями: ливни в этой местности почему-то хлестали именно с юга. В восточные
окна на рассвете светило солнце, согревая рассохшиеся старые рамы, а на закате
заливало большую залу, что занимала все западное крыло. Если бы кто-нибудь
заглянул в эту когда-то роскошную комнату, то увидел бы великолепный наборной
паркет, в котором теперь не доставало дощечек, пыльную хрустальную люстру и
неплохо сохранившийся полированный обеденный стол. В глубине комнаты виднелся
изящно сложенный камин и дверь, одна створка которой была все время распахнута.
Деревенские жители наперебой убеждали друг друга, что
старый дом необитаем. Но однажды старый пастух, гонявший овец у подножья холма,
хватив в пабе лишку, уверял всех, кто захотел его слушать, что видел в окне
женскую фигуру, кутавшуюся в шаль.
- Говорю вам, стоит такая, вся в белом, и смотрит прям на
меня, - скрипел он, хватаясь то за сердце, то за стакан.
- А я пацаненка видела, - заявила вдруг старая торговка,
- прошлой зимой. Он в снежки играл аккурат перед входом.
Остальные выпивохи немедленно подняли на смех
баламутов, отбив у тех всякую охоту к досужим разговорам.
Единственное, что можно было сказать наверняка – в доме
не держали прислуги. В такие дома работников набирали из местных, и если кто-то
переступил бы порог старого особняка, то в деревне непременно об этом узнали
бы. Живущие там (если таковые, конечно, имелись) обходились своими силами:
готовили обеды, стирали простыни и ухаживали за собой и своей одеждой.
Те из деревенских, кто не наблюдал людских фигур, хотя бы
раз видел отблески зажженного очага на стенах западной залы. На отблески
накладывались странные тени, будто какие-то люди фланировали перед огнем с
бокальчиком алкоголя. Но об этом старались помалкивать.
Этим вечером, промозглым и прохладным, в доме, как
всегда, будто сам собой вспыхнул камин, и в полураспахнутую дверь вошла
почтенная дама. Ее волосы был подсинены и уложены на старомодный манер. Она
действительно зябко куталась в белую шаль изысканного вязания и подол ее
нежно-розового шелкового платья мягко скользил по рассохшемуся паркету, то и
дело обнажая атласные туфельки в тон. Она неспешно подошла к камину, взяла в
руки кочергу и аккуратно пошевелила поленца в камине. Осанка дамы и ее
отточенные движения выдавала если уж не благородное происхождение, то долгие
годы блестящей светской жизни. За ней, весело потряхивая персиковым пузцом,
вбежал маленький лохматый шпиц. Пес был безупречно ухожен и щеголял жемчужным
ожерелком на коротенькой шее.
Дама заняла кресло у камина, сложила руки на коленях и
обратила свой взгляд к огню. Как сотни вечеров до этого, она сидела, держа
спину прямо, и будто чего-то ждала.
В дверь за ее спиной просочился крохотный белокурый
мальчик. На вид ему было лет пять, а старомодный сюртучок и короткие штанишки
делали его похожим на мальчишку-посыльного из фильма про Шерлока Холмса. У него
был прямой нос, яркие, четко очерченные губы и синие глаза. Шпиц радостно
кинулся к мальчишке и был награжден потрепыванием по холке.
Как и сотни вечеров до, мальчишке было скучно. Он бродил
по некогда роскошной зале, пытаясь придумывать, чем себя занять. Он перебирал
паркетные дощечки, дразнил шпица, отчего тот заливался тоненьким противным
лаем, и качался на всех обеденных стульях по очереди. Утомившись своим
бездельем, он подошел к камину, уселся на меховой коврик и протянул озябшие
руки к огню. Пес пристроился рядом с ним.
