Он стоял на лесной дороге, усыпанной телами павших. Убитые оружием и зубами, разорванные и порубленные… Вырванное с корнями дерево брошено поперек дороги… Косматые серые волчьи шкуры и клочья черной ткани, втоптанные в грязь…
Что здесь произошло?
Власко перевел дыхание и шагнул вперед. Он шел между мертвецами, переступая через пятна крови. Взгляд бывшего толмача скользил по лицам убитых братьев-волколаков, узнавая их одного за другим, наполняя сердце горем и гневом.
Кто их убил?
Мокрая гниющая листва под ногами глушила шаги. Деревья стеной поднимались по сторонам дороги, склоняя над ней голые ветви, словно черные мертвые руки. Ничто, кроме едва слышного шуршания дождя, не нарушало тишину.
Первым на пути толмача ничком лежал молодой лютвяг из рода Шереха. Он остался в человеческом обличье – видно, погиб одним из первых. На его теле не было заметно ран, только из затылка торчал метательный нож – очень знакомый. «Проклятые накхи, – понял Власко, – братья попали в засаду…»
А вот и змеевы дети, вернее, все, что от них осталось. Не слишком много… Эти схватились уже с оборотнями и, разумеется, погибли.
«Я знаю эту дорогу, – подумал Власко, чувствуя, будто холодная рука сжимает его нутро. – Тайная тропа к Станимировой заимке…»
Рядом с вырванной из земли сосной толмач увидел огромного худого мертвеца и сразу узнал его, хоть лицо было изуродовано, а голова расколота, как кувшин. Длинные полуседые волосы, мощные плечи… «Сам Шерех! – изумленно понял Власко. – Но кому и как удалось его убить? Он же первым оборачивается в бою…» В руке предводитель волколаков все еще сжимал окровавленный кинжал. Даже его меч остался в ножнах.
Что тут произошло?!
…Власко проснулся и еще долго лежал неподвижно, смотрел невидящими глазами в темноту душной гостевой избы и думал. Вернее, мысли его ходили по кругу, словно боясь свернуть с тропы в трясину.
– Если все это правда – надо возвращаться, – пробормотал он, когда в узком оконце забрезжил белесый осенний рассвет. – Если сон был вещий…
Путевая вежа стояла у единственной наезженной дороги, ведущей из этой части лесного края в дривские земли, в Мравец. Власко еще не нагнал посольство изорян и оттого беспокоился. Он уже несколько дней был в пути, а никаких следов посланников Учая пока не встретил. Власко винил раненую руку: разболелась, покраснела, распухла, начало бросать в жар, пришлось задержаться… Целительное зелье Векши закончилось, нового взять было негде. Рана мучила, не давала покоя ни днем ни ночью – и вот теперь эти сны…
Вместо того чтобы с рассветом пуститься в путь, Власко просидел все утро в кружале, расспрашивая и слушая. Вскоре оказалось, что как он ни спешил, а слухи по вендским землям разлетались быстрее. Будь Власко, как прежде, одним из ближников Станимира, он бы посетовал на людскую болтливость: подобные новости были, прямо скажем, не к чести князя. Теперь же все, кому не лень, трепали Станимировы сокровенные замыслы по постоялым дворам и кружалам.
Началось все с того, что Станимир торжественно, при всем народе, отослал солнцеликую царевну Аюну изорянскому князю в обмен на дривские земли. И не было никого, кто не восславил бы княжью мудрость. От чужеземной царевны одно беспокойство, раздор и порча – а дривы лютвягам самая близкая родня. Последним дривским князем был родной дед Станимира. Так что нынче, когда истерзанные и ограбленные дривские земли с помощью изорян вырвались из-под власти Аратты, нет ничего разумнее и очевиднее, чем объединить оба больших племени в одно княжество. Как не порадоваться, что молодой правитель изорян Учай попросил в уплату за освобожденный им край всего лишь царевну…
Однако на деле Станимир лишь сделал вид, что отсылает Аюну. Видно, златовласая красавица похитила его разум! Князь обманул изорян, вместо царевны отдав им какую-то пригожую девку; саму же царевну отправил под охраной в укромное место. Однако Аюна до места не доехала, угодив в засаду накхов. Там сложила головы охрана, а царевна исчезла. И теперь Станимир уехал куда-то на юг: то ли ловить ее, то ли мстить накхам…
