Несмотря на зной, Эмили стояла у поручней на ярком солнце, прикрывая глаза ладонью, и рассеянно оглядывала гавань, сильно изменившуюся с тех пор, как она была здесь. Сколоченные на скорую руку, перекошенные от ветра и ржавые старые жестяные волнистые навесы от солнца уступили место красивым медным крышам. Набережную заново облицевали и теперь вдоль нее высились одна за другой красивые гостиницы. И несравнимо больше кораблей стояло сейчас в порту, большинство из которых были пароходами, парусников Эмили насчитала всего несколько. Что осталось прежним — так это сутолока. Народу будто бы даже прибавилось, и все шумели, кричали, перекрикивая друг друга, и каждый шел своей дорогой, как и куда ему заблагорассудится. Шла активная погрузка и разгрузка судов, а путешественники в повозках, запряженных пони, или в обычных колясках устремлялись в город.
Порт Адена действительно очень изменился за прошедшие годы.
Глаза Эмили блуждали по изрезанному хребту черной скалы-стены прямо под небом цвета эмали — они выглядели точно так, как она их запомнила. Они наверняка будут стоять здесь еще не одну сотню лет или вечно — как стояли в древние времена и стоят сегодня. Та самая скала, которая укрыла ее от гнева Меджида. Это у ее подножья она ждала Генриха и стала его женой. Генрих…
Девять месяцев она провела здесь, в Адене.
Девять месяцев, чтобы родить ребенка.
Эмили закрыла глаза, снедаемая болью, которая пожирала ее, как дикий ненасытный зверь.
С радостью она убедилась, что путешествие на Восток сегодня благодаря техническом прогрессу стало намного быстрее и комфортнее, чем тогда. Не надо трястись в повозке через пылающую жаром пустыню в Суэц, нынче они доехали сюда куда более удобным способом — по железной дороге прямо в Порт-Саид, живой и веселый городок с широкими улицами и новыми домами. И Суэцкий канал, который в прошлый раз был едва ли шире обычного брода, сегодня стал большим судоходным морским путем, по которому в обе стороны сновали маленькие и большие суда.
Если бы мы тогда пробыли в пути и на жаре не так долго… Если бы наша поездка была короче и легче — возможно…
Следующий день принес облегчение Эмили, в первую очередь потому, что «Адлер» наконец вышел в море и Аден очень скоро исчез из виду. Облегчение почувствовали не только Эмили и дети, но и вся команда «Адлера» — не только по той причине, что путешествие продолжилось, но и оттого, что невыносимая жара осталась позади. На небе стали собираться облака, грозные и мрачные, не пропускавшие на землю ни единого солнечного луча, а прерывистый освежающий ветер принес долгожданную прохладу.
Судно беспокойно танцевало на волнах неспокойного моря, но приподнятому настроению, царившему на «Адлере», ничто не могло помешать. Как и обычно, утром Эмили и дети сидели на палубе за завтраком вместе с офицерами.
— Какой славный у вас мальчик, — обратился лейтенант фон Домбровски, капитан «Адлера», к фрау Рюте. Взгляд Эмили невольно перешел на Саида, беседующего с морским кадетом, который был едва ли старше Саида, но ему скоро предстояло получить первый офицерский чин: а сейчас он объяснял Саиду основные правила навигации. Темные глаза молодого Рюте были очень внимательны, и он время от времени понимающе кивал или задавал вопросы, а изящными пальцами что-то чертил на столе перед собой. В отличие от Тони он никогда не был склонен к юношеской полноте, однако сейчас, в шестнадцать лет, его лицо стало терять детскую округлость, черты становились резче, а арабское происхождение — в первую очередь, черты деда, проступало все отчетливее. Но когда он смеялся — это был настоящий Генрих; один только взгляд на него согревал ее сердце, но всегда это было и мукой для нее.
— Ваш… Феликс, — с нажимом продолжил Домбровски и подмигнул Эмили. — Уважаемая фрау фон Келер. — Он легко поклонился в ее сторону.
Эмили смущенно опустила глаза. Она еще не привыкла к тому, что путешествует под чужим именем, и ей каждый раз становилось неловко, когда к ней так обращались. К тому же она выдавала себя за испанку, вышедшую замуж за немца, а сейчас она якобы направляется в Коломбо. Это было условием, которое ей выдвинули перед отплытием, — условие, при котором она могла взять с собой детей. К тому же она не совсем уверенно чувствовала себя в присутствии лейтенанта. Высокий и широкоплечий блондин с плутоватым блеском в глазах, он был очень похож на Генриха — такая же аура льва — что еще больше подчеркивали его пушистые бакенбарды.
