Ну и ладно.
По большому-то счету различия между нами невелики.
Я оделся, покидал в чемоданчик немногочисленные пожитки. Вышел, прихлопнув дверь, отдал горничной на этаже ключи. Постоял, пока она оформляла на терминале мой выезд.
Девчонка была замотанная и усталая. Персонала в космопортах вечно не хватало. Каждый человек влетал в такую копеечку! Налог на потребляемый воздух, налог на амортизацию почвы, налог на изменение массы планеты – мало ли их выдумано Чужими? Это не считая прямых расходов. Лучше бы поувольняли дармоедов-морпехов, чем выматывать диспетчеров КЦ и обслугу…
– Щасливо долететь, – ставя безумные ударения, сказала девушка. – Пан еще вернется?
– Наверное.
– Хорошо отдохнуть, пане. – Девушка вздохнула: – Мой отпуск… ой-ой… полгода!
Я сочувственно покачал головой.
– Пан знае Бориса Косуху? «Аэрофлот»?
– Нет, – признался я. С основными конкурентами мы общались нечасто. Вовсе не потому, конечно, что компания проводила такую политику. Просто наши рейсы пересекались редко.
– Веселый человек, – сказала девушка. Вздохнула: – Думала, все русские пилоты веселые…
Глупо улыбнувшись, я пошел к лифту. Что она этим хотела сказать? Можно подумать, что я – грустный человек!
Время еще было, и, забежав в бар на первом этаже, я выпил чашку крепкого кофе «по-звездному» – с корицей и имбирем. Очень полезная штука, чтобы отбить запах пива. Здесь пилоты никогда не собирались, как-то так повелось, что «Дональд» был нашей территорией, а бар при гостинице оккупировали наземники. Но кофе готовили правильный.
Теперь – врач.
Административные корпуса были недалеко. Все здесь рядом, в космопортах на других планетах. И все-таки я успел вспотеть, пока добежал по бетонной дорожке к аккуратненьким трехэтажным зданиям. Юркнул в ближайшее – между собой здания соединялись переходами из зеркального стекла, и мучиться больше положенного не стоило. Охранник сочувственно кивнул:
– Жарко?
– Жарко, – подтвердил я.
На этом наша содержательная беседа как-то сама собой затихла. Я пошел по коридорам к госпиталю.
Двенадцатый кабинет был открыт, доносились голоса, хохот. От души сразу отлегло – речь слышалась русская. Постучав по косяку, я заглянул.
– А! – Врач, невысокий крепыш в зеленом хирургическом костюме, выбрался из-за стола. – «Трансаэро»?
– Так точно.
– Да заходи, чего встал!
Он облапил меня, представился:
– Костя! Просто – Костя.
Было ему лет тридцать, а может, немного побольше. Жизнерадостность и румянец мешали понять точнее.
– Петя, – буркнул я.
Две медсестры, чинно сидевшие на диванчике у окна, прыснули.
– Месяц земляков не видел! – продолжал шуметь врач. – Когда летишь?
– Через два часа.
– Жалобы есть? – Доктор тщетно пытался принять официальный вид. – А, о чем я… Садись.
– Все в порядке. – Я достал полетную карту, едва не выронив Эльзино письмо, протянул ее врачу.
– Ты откуда родом?
– Из Москвы.
– У… далеко. А я из Абакана. Так, колись, парень. Сколько сегодня пил?
Похоже, придется признаваться…
– Полкружки пива.
Врач погрозил мне пальцем, взял со стола алкогольный детектор.
– Если больше двух кружек – сегодня никуда не пущу! Дыши!
Я послушно дохнул в раструб.
– Еще раз, – вглядываясь в шкалу, потребовал врач.
Я задышал, как спринтер после дистанции.
– Слушай, а может, ты кефир пил? – полюбопытствовал врач. – Ну, молодец! Молодец, парень! Наши словно решили поддержать общее мнение – всегда пьянствуют перед стартом!
– Вчера вот… перебрал, – признался я.
– Сколько?
– Три кружки.
Медсестры и врач молчали. Потом доктор опустил приборчик в карман, задумчиво изрек:
– Да, случай интересный… Где твои бумаги?
Он шлепнул на карту печать, расписался, провел над полоской магнитного индикатора перстнем-кодировщиком. Спросил:
– А летаешь давно?
– Два года.
Одна медсестра неуверенно хихикнула, другая начала мне улыбаться. Очень милая девушка…
– Ты почаще к нам заглядывай, – заметил врач. – Я диссертацию пишу: «Влияние экстремальных экстратерральных условий на поведенческие императивы». Мне нужны самые полярные случаи.
– Как компания решит. Хотя мне тут не очень нравится, – признался я. – Жарко слишком. И местные… совсем уж хмурые.
