...Старейшина рода - Великий Белый Ирбис с глубокой почтительностью и всеми знаками уважения, принятыми у индейских племен, усадил Фредерико рядом с собой на толстую мягкую подстилку, сотканную из шерсти ламы. Неслышной тенью скользнул по ковру молодой индеец, подбросил в очаг сухие поленья и пучки пахучей травы. Другой принес набитую табаком трубку, подал огня.
Великий Белый Ирбис старательно раскурил ее, сделал три традиционных затяжки, передал гостю.
- Ирбис внимательно слушает тебя, старейший из аймара!
Фредерико потянул три раза из трубки, с поклоном вернул ее хозяину и неторопливо поведал обо всем, что случилось недавно с Мадлен и Роберто.
- Я прошу у тебя помощи и совета, Великий Белый Ирбис,-поднялся он на ноги и снова низко поклонился.
Старейшина почтительно усадил Фредерико рядом с собой. Потом лицо его скрылось за клубами табачного дыма. Несколько долгих минут он сосредоточенно курил трубку. Потом вдруг хлопнул три раза в ладоши.
Вошли два молодых индейца.
- Проводите женщин в свободный вигвам,- сказал он им на языке аймара.И проследите, чтобы там было тепло и чтобы им всегда хватало пищи. Они наши дорогие гости.
Он подождал, пока Секстина и девушки вышли, потом заговорил снова, глядя прямо в глаза Фредерико:
- Ты можешь остаться тоже. Если захочешь. Но молодой аймара должен уйти. Так будет лучше для него... И дело тут не в том, что трижды проклятые гачупины могут лишить нас куска хлеба, согнать с арендуемой у них земли. Просто среди многих честных кечуа нашего рода могло случайно вызреть и гнилое семячко. Соблазн велик... За золото, за кусок горбатой каменистой земли, за право командовать и помыкать своими же сородичами стяжатель и завистник может выдать молодого аймара. Такие случаи уже бывали не раз. И у кечуа, и у аймара. И даже у великих инков и ацтеков... Старейший и почтеннейший из аймара, конечно же, знает трагедию Тупак-Амару. И первого, и второго... Говорят, молодой аймара очень похож на Хуана Кондорканки...
Роберто удивленно посмотрел на деда. "Что там еще за Тупак..." И вдруг увидел, как у старого Фредерико вся кровь отлила от лица. Оно побелело. Потом посерело. Дедушка порывисто поднялся.
- Ок! - сказал он, низко склонившись в благодарном поклоне.- Великий Белый Ирбис должен по праву называться еще и Мудрым... Мы от всего сердца благодарим тебя и всю общину за теплое гостеприимство, оказанное женщинам аймара. И за мудрый и добрый совет, данный мужчинам. Мы уйдем в горы. Оба. Немедленно. Через сухие ущелья по направлению к озеру Тотокуку. Потом дадим о себе знать нашим женщинам.
- Будьте спокойны за них,- поднялся старейшина.- Мы дадим нашим братьям одежду, пищу, табак - все, что нужно в трудной дороге. Молодые, преданные мне телом и душой кечуа проводят наших братьев до самой холодной тропы.
Он прошел в темный угол вигвама и быстро вернулся, держа в руке тяжелый обушок рудокопа.
- С ним я пятнадцать лет трудился на руднике. Возьмите. И почаще рубите тропу за собой.
Всего на минутку зашли они в вигвам, где поселили Секстину с дочерьми. Девушки уже лежали в постели. Мать сидела возле очага. Молчаливо выслушала их решение. Согласно кивнула головой.
- О нас не тревожтесь. Мы у хороших людей.
Только и сказала. И протянула Роберто собранный в дальнюю дорогу узелок.
Четверо молодых кечуа проводили их высоко в горы, туда, где не росла даже трава, где среди поднимавшихся к небу бурых скал начиналась холодная снежно-ледяная тропа.
Юноши несли на себе тяжелые мешки с провизией, теплыми вещами, флягами с водой, две вязанки сухих поленьев. У тропы Фредерико и Роберто одели на себя теплые вещи.
Прощаясь, один из провожатых снял с руки большие красивые часы и протянул их Роберто.
- Возьми. Я выменял эти часы в прошлом году в долине за сто шкурок коипу. Очень хорошая вещь. И время точно показывает, и день, и месяц, и год. И заводить их пять лет не нужно. Микроаккумулятор в них. Вернешь, когда отступит беда.
...С тех пор прошло ровно четырнадцать дней. И каждый из них старый Фредерико размеренно шел впереди, а Роберто по нескольку раз в день останавливался и рубил обушком пяти-шестиметровый отрезок ледяной тропы за собой, чтобы задержать возможную погоню. А потом догонял деда.
